Русско-немецкий интернет-журнал inter-focus.de Русско-немецкий информационно-аналитический и литературно-художественный журнал
Связанные статьи
Психологическая помощь
Много лет назад, благодаря гуманным законам штата Колорадо, я была отправлена на обязательный курс для разводящихся родителей несовершеннолетних детей. Курс можно было пройти маленькими дозами за несколько дней или принять залпом за шесть часов. Я выбрала второе, чтобы не растягивать удовольствия.
Курс явно пользовался популярностью среди местных жителей, поскольку пришла я туда не одна. Нас оказалось трое, включая женщину-инструктора. Печальный разводящийся мужчина печально сел в углу и довольно скоро начал тихонько храпеть.
— Мы не должны обманывать своих детей! — вдруг нечеловеческим голосом завопила женщина-инструктор.
Мужчина проснулся.
— Вы обманываете своего ребёнка? — заорала она на него.
Он вжался в стул, но она ответила за нас обоих:
— Вы обманываете своих детей! Мы все обманываем своих детей! Мы целуем им царапину на коленке и говорим, что больно не будет. Это ложь!
Собравшийся было вторично вздремнуть отец подпрыгнул вместе со стулом.
— Будет больно! — продолжила психолог. — Будет плохо и больно и ещё больнее. И не думайте, что поцелуями можно что-то исправить.
Тут она засмеялась страшным сардоническим смехом и несколько раз повторила:
— Поцелуи! Обман! Один обман!
Затем она подошла к потерявшему сон отцу и сказала:
— Вы! Вы! Расскажите группе, почему вы расстались с матерью вашего ребенка!
— Я? — Пробормотал отец. — Зачем?
— Группа хочет услышать и обсудить, — постановила психолог.
Группа в моем лице начала деловито завязывать развязавшийся шнурок, то есть, наоборот, развязывать завязавшийся.
— Мы… это… м-м-м… того… — донеслось до меня, — В общем, она меня оставила.
— Вот! Вот! — забегала по комнате психологиня. — Ничто не бывает навсегда. Объясните это своим детям. Откройте им глаза!
Она пальцами растянула собственные веки, чтобы показать как надо открыть детям глаза. Я вспомнила Вия.
— Вы же небось думали, что ваше счастье навеки, — обратилась она к полусонному отцу. — И что? Вы стали жертвой! Вы жертва, жертва! Она вас обманула, и это был неизбежный результат. Все заканчивается обманом! Скажите это вашему ребенку! Сегодня же! Сколько ему лет?
— Три года.
— Три?! Сегодня же! Завтра будет поздно. Его так же когда-нибудь обманут, как и вас!
Отец трехлетнего мальчика заплакал.
— Плачьте, — вдруг смягчилась психолог. — Мы будем плакать вместе, — провозгласила она, — и расхохоталась.
Я начала завязывать первый шнурок и развязывать второй.
Еще несколько часов мы плакали и смеялись, и я узнала, что люди всегда лгут, в любви невозможно обрести счастья, и нужно всегда быть готовым к тому, что тебе разобьют сердце. К концу шестого часа инструкторша разрумянилась, волосы ее растрепались, в глазах горел философский огонь.
— Быть или не быть — вот в чем вопрос! — говорила она стене. — И видишь сам: приманка лжи поймала карпа правды.
— Время вышло, — сказала я ей, оторвавшись от завязывания шнурков.
— Заплатите за курс в кассу, — сказала она, внезапно обессилев. — Вам там выдадут сертификат, который вы сможете предъявить в суде.
Мы выходили из здания поздно вечером, втроем: одинокий отец, одинокая мать, одинокая женщина-психолог. Она села в машину и еще долго жестикулировала, разговаривая сама с собой.
Зато я с тех пор ко всему готова, и мне уже ничего не страшно. Ни мне, ни моим детям.
В гостях у писательницы
Насчет писательницы меня сразу предупредили:
— К ней опаздывать нельзя!
— Не пустит?
— Нет, просто она сама начинает пить минута в минуту. Потом догнать не успеешь.
Догнать действительно никто так и не успел.
— Ну что, — сказала писательница после пятой рюмки, — кто остался? Никого не осталось. Все скукожились, съежились, сдулись. Состарились, измочалились, высохли и обмокли. Вот этот был у меня… как его… первый красавец Союза писателей, бегал за мной как за Моськой, то есть как Моська, а теперь что?..
— Что? — осторожно спросил муж писательницы.
— Что-что! Конь в манто, — сказала писательница. Приспособленчество никому даром не проходит. Еле ноги таскает, старый пень.
— Так ведь сорок лет прошло, — заметил муж писательницы.
— Вы посмотрите, — сказала писательница, — он меня будет учить! Да я закончила школу с бриллиантовой медалью. Нет, с двумя медалями! От третьей я отказалась в пользу троечников. Должен же этот сброд, то есть народ, тоже что-то получить.
Писательница хлопнула ещё одну рюмку. Потом ещё одну.
— С этим гением драматургии отдыхали, помню, в Переделкино, — объявила она, — Все ему когда-то: ах, гений, ах, то, ах, се, цитировали его, и что? Ходит с палкой, весь лысый, да ещё и еду с моей тарелки доедал.
— Зачем бы он стал доедать? — робко вставил муж. — У него была своя тарелка.
— Со своей доедал! — отрезала писательница. — Доедал же! Жрал и жрал!
Писательница приняла на грудь ещё немного и обвела глазами гостей.
— С кем мне здесь вообще говорить? — обратилась она к мужу. — С кем мне говорить о судьбах России? Был у меня один кинорежиссёр, да и тот растолстел как свинья. Тоже мне, талант. А эти — вообще никто.
— Ну что ты, — сказал муж, — ты же сама их пригласила.
— А кого ещё? — возопила писательница. — Других бы я и на порог не пустила. А у меня 18 сборников, 5 сценариев, 23 текста песен… 5 романов, 47 рассказов, про меня в гугле написано!
— В Википедии, — поправил муж.
— Во всех ваших педиях, — закричала писательница.
— Нас двое, — вопила она уже по направлению к двери, — я и Муму, то есть я и Тургенев или как там его. 20 сборников, 15 сценариев, три энциклопедии… Нас двое было, я и эта ещё толстая… Толстая… или как ее там. Ходили за мной штабеля гениями…
Красная икра колом стояла в горле, когда мы покидали этот гостеприимный дом. За спиной раздавалось:
— …сборников… про меня… на меня… за мной… сорок томов одних автобиографий…
И стареющая их собака в ожидании вечности одиноко и тоскливо лаяла нам вослед.
Футбол — 2018. Рассказ о любви
После 1/8 финала, когда Россия неожиданно выиграла у Испании, Петр Иваныч посмотрел в глаза своей супруги Марьи Петровны и вдруг почувствовал такую к ней любовь, какой не чувствовал никогда, ни к этой супруге, ни к предыдущим, ни к родителям, ни к детям, ни даже к водке. Он поцеловал Марью Петровну в глаз, подбитый им же еще утром, и Марья Петровна разразилась рыданиями счастья.
— Наши! — задохнувшись, прошептал Петр Иваныч.
— Россия, вперед! — выдохнула Марья Петровна и начала срывать с себя и Петра Иваныча давно не стиранную одежду.
Ночь любви открывалась перед ними. Радость захлестывала с такой силой, что Петр Иваныч в момент высшей точки любовного восторга, не помня себя, вдруг пробормотал:
— И на пенсию не пойду!
— Петечка!.. — захлебывалась словами Марья Петровна. — Наши… Победа… Россия… Мы все можем… Нас не остановить…
Они любили друг друга еще несколько дней, вплоть до 1/4 финала. Когда же хорваты забили злосчастное пенальти, свет погас в глазах Петра Иваныча. Марья Петровна всхлипнула и ушла ночевать к соседке. Они оба знали, что чувство уже не вернется, единственный источник радости и их беззаветной любви иссяк мгновенно и безжалостно. Один мяч уничтожил все сладостные порывы души.
Утром Петр Иваныч начал сомневаться в том, что он все может, подсчитал, сколько осталось до пенсии, и мрачно сплюнул на пустую полку холодильника.
Марья Петровна, сидя у соседки, уставившись в телевизор, тихо материла усы Черчесова.
Так пронеслась эта краткая, но сильная, безбрежная и бездонная любовь.
Экскурсовод
Молодой московский экскурсовод пришел проводить экскурсию не один. Сзади прихрамывала полная пожилая женщина, которая сразу начала командовать:
— Это вы к нам записались? Отойдите в сторонку, я вас пересчитаю. А вы не записывались! Отойдите в другую сторону. Мы вам не какая-нибудь контора массового производства, у нас сервис эксклюзивный, увидите, когда придете в другой раз.
— В другой раз никто не приходит, — печально сказал сын. Я и сам удивился, что вы записались. А мама еще этих вот прогоняет.
— Вперед, не стоим на месте, — скомандовала мама. — У экскурсовода информации много, а времени мало.
Экскурсовод двинулся вперед по шумной улице, а мы, шестеро записавшихся на эксклюзивный сервис, двинулись за ним. По дороге он начал что-то рассказывать, и ветер уносил его слова далеко вперед.
— Вам повезло, — между тем защебетала семенившая рядом со мной мать экскурсовода. — Сын у меня исключительный человек. Знаний у него столько, что я не понимаю, откуда он всего этого набрался. Причем рассказывать некому, абсолютно некому. Никто ничего не хочет, никому ничего не интересно. А ведь когда-то, как сказал классик, мы были впереди планеты всей, причем во всем.
К тому времени, как мы подошли к экскурсионному микроавтобусу, нас осталось пятеро.
В автобусе экскурсовода слышно стало гораздо лучше.
— Москва, — говорил он, — самый зеленый город Европы. И самый безопасный. Вот, кстати, посмотрите направо и увидите плод озеленения Москвы — чудесный сквер. Я очень раньше любил ходить здесь вечерами, до тех пор, пока меня в темноте не стукнули по голове.
— Ходишь неизвестно где, — вставила мать, — потом рассказываешь неизвестно что. Непонятно, за что деньги берем.
Кстати, — продолжила она, — обратите внимание на вот этот дом. В нем бывал Чехов.
— Мама, он там не бывал, — возразил экскурсовод.
— Нет, бывал!
— Нет, не бывал! И вообще, экскурсию все-таки веду я.
— Ладно, веди свою экскурсию на здоровье, — отмахнулась мама. — Я лучше расскажу вам, — обратилась она ко мне.
Затем я выслушала историю покупки сыну приличной обуви, чтобы не стыдно было водить экскурсантов по Москве. Обувь у молодого человека действительно была новая и блестящая и сильно контрастировала с его видом.
Я задремала.
Раза два мы выходили, и молодой человек что-то грустно бубнил себе под нос, пока мама за рукав оттаскивала меня в сторону и рассказывала, какие замечательные оценки получал он когда-то в школе.
Под конец нас осталось четверо.
— Опять двоих потеряли, — сказала мама. — Ну и как тебя одного отпускать? Я еле этих до конца довела.
— Бизнес вообще не идет, — обратилась она к нам. — Непонятно, что людям надо. У вас хоть знакомые-то интеллигентные есть? Так расскажите уж про нас, сделайте нам рекламу.
Рассказываю.
Наталья Резник, Колорадо, США
