Запах Родины

Связанные статьи

ПРО КАШНЕ И РАСТВОРИМЫЙ КОФЕ*

Март 24, 2023

БРИТАНСКИЕ РАССКАЗЫ

Январь 18, 2023

СУДЬБА*

Ноябрь 13, 2022

                                                         Предисловие

    Это повествование двоякое. Тут и лично пережитое, и то, что довелось услышать. За пережитое лично отвечаю перед Вами, дорогие читатели, полностью. А за то, что довелось услышать – не обессудьте: что слышал, то слышал.

 

                                                                     1

       Одним длинным, довольно быстрым рывком проскочил по гладким и широким дорогам Западную Европу. И на латышско-российской границе опешил – там творится что-то невообразимое. В очереди более сотни легковых автомобилей.

   Останавливаюсь. Иду осмотреться. От конца и до начала очереди выявляю только три автомобиля с отпускниками. Остальные спешат в Россию за жидкой валютой – за бензином и водкой.

   Интересуюсь у расторопных весёлых мужичков:

     – Сколько придётся простоять в очереди?

     – Часов восемнадцать-двадцать, если повезёт.

     – А если не повезёт?

     Пожимают плечами и предлагают за пятьдесят евро пропустить в первую десятку – этак на восьмое-девятое место.

     – А сколько в этом случае простою? – догадываюсь спросить.

     – Часа три…

     – Бог с ними, с пятидесятью евро, – решаю для себя, – отдам.

   Но в последнюю минуту совесть запрещает платить шарлатанам. Иду к пограничникам, пытаюсь объяснить, что я не за российским бензином и водкой, что нас таких в очереди всего трое, хорошо бы всех пропустить без очереди и никакого урона от этого ни пограничникам, ни латышам-«бензовозам» не будет. Авторитет возрастёт, только и всего.

     – Да ты что!.. – суровеет лицом пограничник. – Мы даже немца не пропустили! А ты кто?! Русский, с литовским паспортом из Англии!

   Честное слово, не хотел злоупотреблять удостоверением вице-президента Международного союза литераторов и журналистов, да другого выхода не было. Показываю удостоверение несколько подобревшему пограничнику и докладываю, что еду из Лондона в редакцию московского уважаемого журнала на ответственное мероприятие (это соответствовало действительности) и из-за недоброжелательности погранично-таможенной службы Латвии могу не успеть, а это может навредить имиджу страны.

     Начинаются длительные звонки по инстанции – туда-сюда… И чудо свершается! Пропускают-таки.

   Мужички-«бензовозы» тоже суровеют лицом. Краткосрочные поездки в Россию для них хлеб насущный: выскакивают порожняком метров на двести за таможню, заливают доверху бензобак, там же, на безоколонке, прикупают ещё что-то легко-переводимое в валюту – водку, сигареты… и на всех парах в обратную очередь. И так каждый день.

   Мои искренние извинения и удостоверение журналиста быстро успокаивает «бензовозов». Они начинают добродушно подшучивать и давать какие-то, уже не усваиваемые мною, от радости, советы.

   Дорога по Псковской и Тверской областям узкая и во многих местах неровная – середина выпуклая, края окрошены, всюду бугорки, ямки, шероховатости, россыпи щебня, так и норовящие подскочить и угодить в лобовое стекло. Качает, подбрасывает, но едешь довольно быстро – автомобилей на этой, ночной трассе совсем мало. В Московской области дорога неожиданно становится ровной, а вскоре и вовсе переростает в автобан. С облегчением вздыхаю: «Наконец-то!..»

  Да не тут-то было! На кольцевой случайно замечаю позади себя подозрительный «BMW». Приклеился как хвост и будто чего-то ожидает. На всякий случай меняю полосу – он тоже меняет. Моё подозрение усиливается. Я снова, как бы невзначай, меняю полосу. И он меняет. Всё ясно. Включаю аварийные огни, ухожу в середину кольцевой, чтобы не прижали к краю, начинаю тормозить… Даю понять: я догадался! Слева и справа тотчас уходят вперёд, увеличивая скорость, два абсолютно одинаковых чёрных «BMW» – о втором, честно признаюсь, я не подозревал, – и приклеиваются впереди к какому-то тёмному автомобилю. Разглядеть марку и номера в ночи не удаётся. Они на большой скорости скрываются из виду…

   Снова вздыхаю, но теперь уже с сожалением: «Заметит ли тот, впереди, погоню?.. И увернётся ли?..» И тоже начинаю ускорять движение, и в очередной раз убеждаюсь, что это великолепное средство для снятия стресса. Постепенно успокаиваюсь и ловлю себя на мысли: «Не похож я, видимо, на британца. Иначе не приклеились бы паразиты!..»

     И впрямь паразиты, открыто сосут кровь из народа, а действенную отраву на них государственные службы почему-то не спешат придумать?..

   От Москвы на юг ситуация другая. Дорога хорошая, широкая, с разделительными ограждениями, отличными разметками и подсветками – сразу видно: страна активно готовится к зимней Олипиаде на юге.

    Проблема на этой дороге иная. Чем дальше к югу, тем больше людей в форме. Вскоре начинает преследовать навязчивая мысль: «На охоту они вышли что ли?..» Как только заприметят дорогую машину или чужие номера, так и обеспечена водителю душещипательная беседа – это в том случае, если абсолютно не к чему придраться. И всё-то им любопытно: и почему у британцев сзади жёлтые номера? И почему такое маленькое водительское удостоверение? И почему технический паспорт на листе бумаги? А могли бы и сами знать по долгу службы или, на худой конец, любопытства ради, а не цеплялись бы с неприличными провокационными вопросами: где и за сколько купил? Зато сразу чувствуется – домой приехал. Только из-за этого на время можно забыть все неурядицы. Запах Родины дороже всего!    

 

 

                                                               2

 

         Я искренне люблю свою Родину. А Родина встречает и провожает меня, порой, своеобразно. Всё начинается с паспортного стола. Мне туда, собственно, не обязательно. Мама должна написать заявление, что согласна приютить родного сына в родном доме на недельку-другую. Но как и на чём ей старенькой ехать.

    Едем вместе. Докладываем:

     – Прибыли, – дескать, – на регистрацию.

  В кабинете, шепчутся за одним столом, двое: мужчина и девушка. Отвечают, мельком взглянув на нас, в один голос:

     – Подождите десять минут, сами позовём.

     Проходит десять минут. Затем ещё десять… пятнадцать… двадцать… тридцать… Никто не зовёт. Набираюсь нахальства, вежливо интересуюсь:

     – Не примут ли Христа ради, а то бабушке по хозяйству пора уже хлопотать?

   В ответ удивлённый взгляд мужчины:

     – А что вам надо?

     – Регистрация, что же ещё!

     – А это не к нам. Это в соседний кабинет, – грубовато говорит девушка.

     – Ёлки-палки! – ругаюсь я. – Столько времени истратили понапрасну!

 Заходим в соседний кабинет – в кабинете сидит за массивным столом бесконечноважный, маленький капитанчик. Даже некоторый страх охватил. Мимолётом бросаю взгляд на стену справа от капитана увешанную грамотами и успокаиваюсь: «Всё в порядке. Люди вон сколько наград получили за хорошую работу…» Здороваемся. Капитан не обращает внимания на приветствие, сурово требует документы. Медленно листает паспорт, напустив на лицо лик ещё большей важности…

    У меня минутка свободного времени. Взгляд опять падает на грамоты. Это личные награды капитана по стрельбе из пистолета, зачем-то вывешенные в паспортном столе. Для устрашения что ли?..

   «Всё, – думаю, – не избежать канители…»

     Так и есть. Начальник набухает, темнеет лицом:

     – Где болтался три дня?! Почему вчера не прибыл на регистрацию?

     – Так, во второй половине дня приехал, ближе к вечеру.

     – А паспортный стол аж до восьми открыт! – всё суровеет и суровеет капитан.

    Мама в панике. Закон ей в данном случае не понятен. Плачет:

     – Да как же это?.. Дитю нельзя приехать к родной матери что ли?!..

   Мне вынужденно приходится перенимать инициативу.

     – Извините, – говорю капитану, теряя некоторую вежливость, – паспортный стол может и до восьми открыт для уборки помещений, но лично вы принимаете до шестнадцати ноль-ноль. Я человек наблюдательный, заметил табличку на дверях. Да и в законах маленько разбираюсь. Прирегистрироваться необходимо в течении трёх суток по прибытию в конечный пункт, а не с момента пересечения границы. Это написано на обратной стороне имиграционной карты. А раз начальник этого не знает, мне придётся обратиться к более высокому руководству…

    Мой начальничек утихает. Без лишних слов выполняет свои обязанности. И даже попутно интересуется, чуть ли не дружеским тоном, маркой моего автомобиля.

     – И зачем ему это? – удивляюсь я вслух в коридоре.

     – Так он же бывший инспектор «ГАИ», своим даст знать, – с сочувствием, шёпотом объясняет мне какой-то сердобольный казачок, всё слышавший через приоткрытую дверь.

    «Ах вот в чём дело! – сразу отлегло. – Что с него, с инспектора, – думаю, – спросишь. Такая у них психология воровская. А я то уже думал какое-то личное на меня гонение…»

    Тем не менее осадок этот случай оставил весьма внушительный.

     – Не бери ты так близко к сердцу. Это же Россия, – советует мне мой близкий друг, прекрасный поэт, человек с хорошим чувством юмора Алексей Алексеевич Лавронов. – Напиши очередную хуторскую байку и сразу повеселеешь. Кстати, хочешь расскажу смешную историю про твоего земляка Воротникова?.. – спросил он, и, не дожидаяясь ответа, начал:

     – Сидит как-то вечерком Воротников с женой своей Марьей у телевизора. Тихо, мирно, чаёк попивают. И тут, ни с того ни с сего, страшный-престрашный грохот за стеной. Светопреставление прямо. Стена лопается, шкаф с посудой валится на пол, стёкла из окон сыпятся… Жена завывает, по комнате мечется как угорелая. «Караул!..» – кричит. А Воротников как ни в чём ни бывало чаёк попивает в кресле и так это спокойненько, тихим баском говорит: «Марусенька, солнышко, в шкафу недопитая бутылочка стояла, посмотри пожалуста – не пролилась ли?..»

    Я вздрагиваю от смеха, но Алексей Алексеевич останавливает мой порыв вытянутой вперёд рукой.

     – А в это время как раз заглянул в трещину в стене насмерть перепуганный шоферишка, врезавшийся в дом, и, заикаясь от испуга, спрашивает в полоумии: «Не подскажут ли хозяева, как проехать в райцентр?»

     – А это мимо шкафа. И нигде не сворачивай, – отвечает Воротников.

 Я забываю про всё на свете. Хохочу до слёз.

 

 

                                                                   3

 

       На следущий день еду в областной центр на автобусе. На своём автомобиле накатался вволю – не хочется то и дело останавливаться и то и дело кому-то что-то длинно и витиевато объяснять.

  Сажусь на переднее сиденье, достаю бутылочку холодной минеральной воды, которую в несносную степную жару хочется осушить немедленно, до последней капельки. Делаю глоток, другой… и взгляд падает на табличку впереди меня:

   Семечки, орехи, бананы употреблять с кожурой, напитки – с бутылками, конфеты – с фантиками.

     «Задорнов порадовался бы такому объявлению»… – мелькает мысль. Желание выпить воду до последней капельки сразу исчезает. Закручиваю бутылочку, прячу в дипломат.

  На обратном пути снова заезжаю к Алексею Алексеевичу по его официальному приглашению. За шашлыками и рюмочкой красного марочного вина приходим к обоюдному мнению: вчерашних баек про Воротникова явно не достаточно для полноценного юмористического рассказа.

     – Так и быть, подарю тебе ещё одну смешную историю, – проявляет Алексей Алексеевич полное гостеприимство. – Про фронтовика-Кайду.

     – Про фронтовика?.. – настораживаюсь я.

     – Да ты не сомневайся, – успокаивает меня Алексей Алексеевич. – Тот фронтовик ушлый был, с юмором воевал. А уж рассказывать как умел!..

     – Ладно, можно и про Кайду послушать для общего счёта, – соглашаюсь я.

     – Переправляемся мы с другом Колькой, в войну, через Днепр, – начинает рассказывать Алексеей Алексеевич от имени фронтовика то ли по фамилии Кайда, то ли по прозвищу. – А немцы лупят по нам из пушек и пулемётов страсть как, аж вода кипит кругом!.. Нам, конечно, хоть бы что, корягой какой-то попутной прикрылись и жмём вперёд. Вот-вот берег… А тут как назло самолёты немецкие налетели, бомбы швыряют пачками. Но ничего – уворачиваемся, форсируем. А они всё здоровее и здоровее бомбы кидают…. Слава Богу наши истребители подоспели. Отогнали. И один из них, напоследок, низочко так на водой пролетел и чирк меня кончиком крыла за плечо, аж клок ваты вырвал из телогрейки. Задрал я голову, а там сам главнокомандущий.

     – Здорово Кайда! – говорит. – Как держишься дружище?

     – Здравия желаю, товарищ Сталин! – ору в ответ. – В атаку щас пойду!

     – Молодец, Кайда! – говорит. – Действуй как Чапаев!

    Пулей вылетаем мы с Колькой на берег и в штыковую атаку! А тут снаряд нам прямо в ноги бах!.. Очнулись в каком-то сарайчике. В щели глянули – немцев кругом, не счесть. Тысячи!.. В плен, значит, попали из-за контузии.

  На другое утро приходит к нам здоровенный, как слон, офицер, и говорит: «Давай, Кайда, к генералу на допрос!» А я, не будь дураком, Кольку первым послал – он пару лет в школу ходил.

 Как чесанул им Колька на допросе на чистейшем немецком!.. Куда там фашистам до такого! Зауважал нас сразу генерал, уборщиками определил на аэродром.

    Похватали мы с Колькой мётла и давай шуровать по взлётной полосе. Столб пыли подняли, заглядываем в один из самолётов – а там всё простенько, как в полуторке.*

  Решили мы оглядеться и дёру дать. А тут немцы, как назло, на обед стали звать. Но мы ни в какую. «Дело прежде всего, – говорим. – Дометём до конца взлётную полосу, а потом уже и пообедаем.» Покрутили фрицы, в удивлении, головами, посмеялись, одобрительно похлопали нас по спинам и ушли. А мы прыг в ближайший самолёт, я сразу за руль и по всем газам. Жму и слышу в шлемофоне испуганную немецкую речь: «Ахтунг! Ахтунг! В воздухе Кайда!»* Оглянулся я, а следом за нами мчится целая эскадрилья «Мессершмидтов». Я газу – и они газу! Я в сторону – и они в сторону! Я вверх-вниз – и они вверх-вниз! Не отстают гады! Что делать?.. Залетаю я тогда в самое большое облако и резко по тормозам… а эти полудурки мимо пронеслись. Нам потом главнокомандущий лично вручил ордена за угнанный самолёт.

 

 

                                                                   4

 

       Домой возвращаюсь в приподнятом настроении. Везёт меня по собственной инициативе двоюродный брат-таксист.

    С ветерком перелетаем с Димкой на отечественной «Волге» мостик через родную речку Ольховую, приближаемся к центральной усадьбе, и тут в нескольких десятках метров впереди нас красный «жигулёнок» в лобовую врезается в железобетонный столб на обочине дороги, оборвав провод электросети.

  В «жигулёнке» два человека с разбитыми лицами. Живые. К ним на помощь бегут один за другим двое мужчин. Первый, едва приблизившись, начинает танцевать, падает, ползёт в обратном направлении, подошва обуви дымится, в районе пяток прожжены дырки до тела. Выползает из электрического поля, становится на четвереньки. Второй успевает, не добежав, благополучно отскочить.

  Из автомобиля выскакивает водитель и буквально загорается от удара десяти тысяч вольт. Пляшет, чернеет, замертво падает. Пассажир тоже пытается выбраться из кабины. Его криками останавливают. Отключают электричество. Пассажир, с донеузнаваемости разбитым лицом, медвежьевато вываливается из кабины и идёт точно в моём направлении. Подаёт для приветствия руку. И только тут я узнаю своего одноклассника. Вокруг нас тотчас собирается толпа. Громко говорят, кому-то что-то советуют, оттирают меня в сторону. Я в полушоковом состоянии, пытаюсь осмыслить случившееся.

   Рядом разговаривают две женщины.

     – Это же надо!.. Недели не прошло, как сына похоронил, – а тут сам чуть не погиб!

     – А с сыном-то что?

     – Ехали с другом из Москвы – они там на заработках, – везли невестам к выпускному вечеру красивые платья, и где-то на полпути, ночью, попали в аварию. Что случилось, толком никто не знает. Сын также вот, как теперь отец, сидел сбоку, и разбился. А второй, что за рулём был, ничего, живой остался… Милиционеры как узнали, что они из Москвы едут, сразу догадались – с заработков. Пострадавшего в сторонку положили, а живому наручники надели и давай по сумкам шарить. Всё выпотрошили: и деньги, и дорогие телефоны, и компьютер… А уж потом только скорую вызвали. А и она-то чуть ли не через час приехала!

     – Господи!.. Да, что же они так!.. Парнишке, глядишь, помочь ещё можно было!

     – Говорят можно было, да как теперь докажешь.

     – А вещи-то хоть забрали назад?

     – Ага!.. Ещё и приплатили пятьдесят тысяч!

     – За что?!

     – Поехали забирать мальчишку из морга, а его не отдают. День не отдают, другой не отдают, третий… четвёртый… Чепуху какую-то несут и не отдают. Родня вся собралась, а что делать не знают. Страсть господняя! Отец с матерью чуть с ума не сошли. Собрали последние деньжонки, приодолжили сколько-то у соседей и отвезли иродам. В тот же день и похоронили сынка…

  Не выдерживаю, бегу к брату в машину, поправляю в кабине дорожную иконку. Крещусь, прошу у Всевышнего прощения. Разумом понимаю: нельзя лепить всё в одну кучу, а сердце горит – высказаться требует.

   Простите и Вы, люди добрые, коли доведётся прочитать.

 

                                                                   5

 

     Целые сутки в смятении. Но как бы судьба не шутила со мной, я всё равно каждый год в одно и тоже время посещаю, чего бы мне это не стоило, родные края. Это моё кредо. Мне необходимо поговорить с мамой, опроведать могилу отца, испить родниковой водицы из глубинного колодца выбитого родительскими руками, сьесть плод с фруктовых деревьев посаженных родительскими руками и хорошо выспаться в отчем доме сработанным родительскими руками. После чего я всегда встречаюсь с друзьми детства, заряжаюсь от них, как аккумулятор, живой доброй энергией и всегда посещаю административную библиотеку, которой заведует моя бывшая учительница.

     В жаркие летние дни в библиотеке обычно тихо, прохладно, немноголюдно. В этот раз было также тихо, прохладно и совсем безлюдно. Татьяна Ивановна выглядела необычайно озабоченной. В библиотеке шёл переучёт. На столе, на стульях и на подоконниках стояли фанерные ящички до отказа заполненные картонными пластинками. А на полу лежала весьма внушительная гора книг.

     – Это выпущенные в советские времена, – сказала Татьяна Ивановна, поймав мой удивлённый взгляд. – Приказано сжечь.

     – Сжечь?! А можно я их заберу?! – воскликнул я с надеждой.

     – Нет. Никак нельзя. – Твёрдо сказала Татьяна Ивановна. – Меня предупредили. Будут неприятности, если книги пойдут гулять по рукам. Надо сжечь.

   Люди добрые, поверьте на слово! Там были не только помпезные книги советских авторов, написанные по заказу партийного руководства – с ними всё понятно – их всё равно мало кто брал в руки – это видно было по их чистеньким обложкам. Но среди них были и затёртые, читаные-перечитаные книги классиков: Толстой, Бунин, Куприн, Чехов…

     – Ладно, возьми парочку, – смилостивилась Татьяна Ивановна, не вынеся моего молящего взгляда. – Ты же их в Лондон увезёшь.

   Я выбрал своих любимых авторов: Бунина и Чехова и, продолжая сверлить Татьяну Ивановну умолящим взглядом, прихватил Химингуэя и Кафку.

 

                                                                    

                                                                   6      

      

      В обратную дорогу поехал ночью: чужие номера на автомобиле не так приметны – проверено на практике. Да не тут было. Не успел отъехать от родного дома и пятидесяти километров, как опять попал в неприятную ситуацию.

    На ближайшем, достаточно загруженном перекрёстке, который автомобили проползали со скоростью не более пяти километров в час, буквально за три машины впереди меня на дорогу вдруг выскочил сержант и зачем-то поставил переносной знак «STOP». Все три автолюбителя впереди меня по очереди выехали, против всякой логики, на середину перекрёстка, остановились там – на середине, осмотрелись, и гуськом двинулись дальше. Я тоже остановился – на середине, осмотрелся, и не успел ещё стронуться с места, как лейтенант, работавший в паре с сержантом, стал сигнализировать палочкой. Он зазвал меня на обочину, и отдал под козырёк.

     – Разве я что-то нарушил?! – воскликнул я в изумлении.

     – А как же!

     – Что?! – изумился я ещё больше.

     – Идите на пост, капитан всё разъяснит.

Глушу двигатель, иду на пост. Капитан с жаром воспитывает какого-то взъерошенного, досмерти напуганного мужичка. Я набираюсь терпения, жду за дверью. Минут через пять три инспектора присоединяют ко мне ещё одного автолюбителя и идут воспитывать вместе с капитаном взъерошенного мужичка.

     – Тоже на знак «STOP» попался? – интересуюсь я.

     – Нет, слишком спешил, – охотно ответил случайный товарищ по несчастью.

     – В Москву?

     – В Москву. В семь утра я должен быть на работе. А «старики-Камазы», лучшие в мире грузовые автомобили, как нам раньше внушали, всю дорогу застопорили! Ползут как черепахи! Все нервы вытрепали!.. А тут, откуда ни возьмись, пролетел мимо меня жигулёнок. Я и прицепился к нему сдуру на хвост. Такой наглый и умелый водила попался, километров двадцать обгоняли мы с ним всех подряд, не обращая внимания ни на скорость, ни на сплошные линии… А на одном из перекрёстков я разглядел-таки, что это машина «ментовская»… Ай, – думаю, – раз до сих пор не остановили, то уже и не останавят. А они потерпели ещё километров пять и сграбастали на этом перекрёстке.

   – Ты, что творишь?! Разве можно так нагло нарушать правила?! – кинулся ко мне с кулаками старший лейтенант.

     – Я думал вы знаете, как правильно ехать, вот и старался не отставать, – стал я оправдываться.

     – Мы милиция!

   – Так ехали-то без мигалок.

     – Испортились, вот и ехали без них!

     – Всё правильно, – говорю я, – раз милиция, значит знаете как правильно ехать. Вот и я следом!..

  Я, несмотря на хорошенько уже подпорченное настроение, не удержался: вовсю расхохотался.

     – Чего развеселился? – крикнул из-за двери капитан. – А ну заходи!

   Я зашёл.

     – Слишком близко подъехал к знаку, и слишком коротко стоял! – выкрикнул капитан, без всяких предисловий.

     – Неправда! – возмутился я. – Я делал всё тоже самое, что и проехавшие впереди меня три автомобиля!

     – Мне лучше знать правила! – повысил голос капитан, вовсе не присутствоваший на перекрёстке, и ни одним словом не обмолвившийся с лейтенантом остановившим меня.

     – Это что же получается?.. Останавливаете по заранее придуманному плану?! – воскликнул я, не сдержавшись.

   А капитан за это забрал у меня водительское удостоверение и документы на автомобиль, и стал пугать. К нему тотчас присоединились три инспектора, доставившие на патрульный пост лихача, неосторожно увязавшегося за ними. Набор слов стандартный, не имеет смысла пересказывать. Любые мои доводы оставались не услышанными. А один из них о том, что я могу не успеть пройти вовремя паспортный контроль на границе «Евросоюза» их и вовсе раззадорил. Машину мою решили поставить на прикол до утра, до выяснения каких-то обстоятельств… И мне ничего не оставалось, как применить в противовес их «ноу-хау» – своё. Я положил на стол, в дополнение к ранее изъятым у меня документам, удостоверение члена Международного союза литераторов и журналистов и сказал первое, что в ту секунду взбрело в голову:

     – Я как-нибудь переживу эту несправедливость, но переживёте ли вы, когда я подам заявление в Международный суд.

   Ребята сразу оторопели. А я, пока они не придумали выход из положения, взял со стола свои документы, бегом выскочил на улицу и пустился скоростью улучшать изрядно пошатнувшееся настроение. К счастью, его никто больше не испортил, а наоборот – на одной из бензозаправок меня догнал мой случайный товарищ по несчастью и опять развеселил.

     – Тяжко было? – поинтересовался я, когда он припарковался к соседней колонке.

     – Не-а!.. – озорно мотнул он рыжей головой. – Я выскочил следом за тобой, а дежурный лейтенант сразу ко мне:

     – Что капитан сказал?

     – Чтобы мы оба ехали осторожно.

     – Значит, разобрались?

     – Разобрались, – говорю, и быстрее в машину. – А сам-то даже не заходил к капитану.

     – Ну ты и даёшь! – заволновался я. – А если позвонят на следущий перекрёстк?.. Как будешь выкручиваться?

     – Не позвонят. Не знаю, что ты там сказал, но им сейчас точно не до меня.

 

 

                                                         Послесловие

 

     Боюсь, что читатели зададутся поспешным вопросом:

     – Да, что это он на самом деле, неужели ничего хорошего не заметил?

    Заметил, дорогие читатели. Заметил. Есть кое-что… Я искренне люблю свою Родину и искренне желаю, чтобы хорошего было как можно больше. С хорошим жить приятно. И если оно есть – хорошее – то и пусть будет. Зачем кричать об этом на каждом углу? Просто: ПУСТЬ БУДЕТ!

 

 Лондон, 2010-2011.