Русско-немецкий интернет-журнал inter-focus.de Русско-немецкий информационно-аналитический и литературно-художественный журнал
Связанные статьи
«Блаженство – спать, не ведать злобы дня,
Не ведать свары вашей и постыдства,
В неведении каменном забыться.
Прохожий, тсс… Не пробуждай меня!»
( Микеланджело)
«Сон разума порождает чудовищ», – написал Франсиско Гойя под одним из рисунков «Капричос». Трагедия короля Лира, безрассудно раздавшего при жизни свое королевство дочерям и жестоко обманувшегося в них, волнует умы и сердца людей вот уже несколько столетий. К великой пьесе Шекспира обратился и Берлинский театр «Русская сцена», обозначив жанр спектакля как «потеха грозная» (определение самого Шекспира). Камерную сценическую версию пьесы создала основатель и художественный руководитель театра Инна Соколова-Гордон, режиссер-постановщик этого спектакля. Она вычленила из сюжета линию Лира и его дочерей, поручив исполнение ролей двум актерам и насытив текст социально-философскими аллюзиями.
Режиссерский почерк талантливой Инны Соколовой-Гордон отличает неизменная изысканность, – как в построении мизансцен, так и в сценографических решениях, – в сочетании с простотой этих решений, вполне объяснимой для небольшого частного театра. И спектакль «О, мой безумный господин!» не стал исключением.
С первого появления на сцене двух персонажей они приковывают к себе внимание. Первому актеру (выразительному, раздумчивому Дмитрию Тронину) предстоит стать королем Лиром, второму (пластичному и изменчивому как пламя Михаилу Лелю) – Шутом, Реганой и Гонерильей.
«Хорошие времена прошли», – констатирует 1-й Актер, а 2-й говорит об ответственности человека за все, что происходит на земле. Отчетливая гражданственная нота звучит в спектакле как натянутая струна; ветер событий заставляет ее вибрировать. А события развиваются стремительно. Вот уже король объявил о разделе королевства, и ждет от дочерей хвалебных од в свою честь. На наших глазах Шут мгновенно превращается в Регану, затем в Гонерилью, находя для каждой свои краски, – и Лир получает желаемое; он слышит высокопарные речи дочерей, не распознавая их лживость. Интересный режиссерский ход: любящая дочь Корделия не появляется перед нами. «А что Корделии сказать? – говорит Шут. – Должна, любя, молчать». Истинное чувство молчаливо, его сыграть нельзя.
И вот уже Лир унижен и изгнан дочерьми, наступает ночь, бушует буря. Звенят извивающиеся цепи, образуя узоры молний; лязг металла – как звук приближающегося безумия… Самое время вспомнить о «нагих горемыках», к которым Лир был так безразличен в пору своего величия.
Но… «Шута играть пред горем – оскорбленье себе, да и другим», – произносит Шут, снимая с себя невидимую личину и превращаясь в Актера. И только начало войны и надежда на победу справедливости вновь возвращают на сцену Шута и Лира. Однако, надежда оказалась тщетной, и Лир, прозревший перед погружением в вечный сон, «шлет проклятья всем войнам: прошедшим, настоящим и грядущим».
И снова мы не увидим Корделию. На сей раз она, умирающая, существует лишь в воображении Лира. Шут не облекает ее в плоть и кровь, как двух ее сестер. Реально лишь Зло…
«Уж не конец ли мира?» — вопрошает 1-й Актер.
И 2-й ему ответствует: «Его прообраз»…
Нина Мазур
Фото предоставлены автором.
