Русско-немецкий интернет-журнал inter-focus.de Русско-немецкий информационно-аналитический и литературно-художественный журнал
Связанные статьи
Михаил Аранов «Банальная история». Повесть. 69 стр. Рукопись
Проходя круг за кругом вдоль времени и вдоль судьбы, зарастая, как сказал классик, памятью, как деревья — годичными кольцами, мы остаемся в круге жизни, ощущая границу, но не переходя её до поры, до времени. Сквозь время пограничной полосы, сквозь жизнь и смерть – судьбы тугая нить. И, кажется, любовь, а не часы отсчитывает: быть или не быть…
«Банальная история» Михаила Аранова – об этом, о жизни, которая всегда одинакова и в каждый свой момент – неповторима, о памяти и о времени, которое тоже проходит, оставаясь на месте и следя за нами, уходящими в свою неизведанную даль. Время, в котором развиваются события новой повести, для сегодняшних молодых читателей – бесконечно далекое. Это война и первые послевоенные годы, где мама и папа – молодые и живые. И, хоть геройский папа (это не преувеличение) вернулся с войны без ноги, он, надевая свой майорский китель, даже с протезом шагает уверенно и бодро. Правда, со временем оба эти качества словно уменьшаются в размерах и формах, подстраиваясь под мерный ритм будничной жизни с коммунальным бытом и совсем не ангельскими взаимоотношениями. Время другое, но проблемы неизменны…
Голос эпохи из радиоточки слышался в каждом мгновении дня. В каждом дыхании – плотно и прочно, воздух сгущая, храня, хороня в памяти — времени лики и блики, эхо которых очнулось потом в пении, больше похожем на крики, в радости с нечеловечьим лицом.
Впрочем, до коммунального быта в родном Ленинграде был ещё не длительный служебный быт в побежденной Германии, куда офицерам было разрешено вызвать семьи. И где майор Аркадий Кац имел репутацию настолько отчаянного и преданного делу храбреца, что его даже представили к званию Героя Советского Союза. Но представление это обернулось отставкой, ибо с такой фамилией, да ещё и без ноги, быть героем и служить в действующей армии не рекомендовано. Перед отъездом за рюмкой шнапса обсудил он с соседом-подполковником то, о чем тоже вести беседы было не очень рекомендовано. Да и сейчас распространяться об этом не принято. А рассказал сосед о том, как содержатся в американской зоне пленные фашисты, которые в конце войны сдавались американцам тысячами.
«…Число пленных там достигло трёх миллионов человек. Главнокомандующий Эйзенхауэр одобрил создание нового класса пленных – «разоружённые силы неприятеля». Они не подпадали под Женевскую конвенцию и не снабжались продовольствием. Немецкие военнопленные из тех — «разоружённые силы неприятеля» оказались в лагерях, которые походили на гитлеровские лагеря смерти. Более двух миллионов пленных разместили вдоль Рейна. Люди были вынуждены жить на голой земле, рыть себе норы, чтобы укрыться от непогоды. Еду давали раз в два-три дня. Воду пили из Рейна, которую никто не кипятил. Люди заболевали дизентерией и умирали. Подполковник Смирнов замолчал. «Вот тебе и американцы»…
Но это был лишь отголосок войны. В свои права вступало мирное время. Его новый круг для героев романа ограничился питерским спартанским жильём и пространством окружающих улиц, школы, двора. А в нём ушел в небытие, лишившись предварительно колёс и всего, что можно снять, испещренный нацарапанными ругательствами, трофейный «опель»… Компанию ему составила некогда белоснежная ванна, и лишь привезенное пианино своими немецкими вензелями напоминало о днях боевой славы, делая маленькую квартиру ещё теснее. Легко ли быть школьником с фамилией Кац? Вопрос, не требующий ответа. И потому майор благоразумно отвел сына (а после и его младшего брата) в секцию самбо, где вместе с ним постигал тайны единоборств будущий тренер чемпионов Александр Рахлин. Старший сын, который становится главным персонажем второй части романа, и от имени которого идет большая часть повествования, круг за кругом проходит испытания сурового послевоенного дворового детства со всеми сопутствующими победами и поражениями. Накануне получения паспорта дальновидные родители смогли добиться, чтобы в документе появилась другая, более благозвучная фамилия
«Аркадий сказал сыну как генерал солдату, строго :
— Будешь теперь не Кац, а Кацков. Понял!
Хотел ещё добавить: «И не возражать». Но не получилось…
-Ну понимаешь,- как-то невнятно начинает Аркадий, — у меня паспорт был белорусский, и там по — белорусски было написано Кацов. А в военном билете во время войны писарь написал Кацков. Вот и ты будешь по фамилии Кацков.
Сашка хмыкнул, пробурчал тихо, чтоб отец не услышал: «Всё равно фамилия еврейская».
— В школе все знают, что я Кац, — говорит он отцу…
В школе обзывают: «Кац, Кац. В морду бац». Но жидом никто не обзывал. Знали, что он самбо занимается. Если что, получат по – первой»….
С низкого старта — как в школе учили, где стометровка – сквозь парк и печали. Жизнь настоялась наливкой в бутыли, но отстоялась ли? Это – едва ли… Снова и снова – вперёд и по кругу, кто — наугад, ну, а кто-то – по карте. Даль стометровки, как прежде, упруга, и продолжение – с низкого старта.
«Стометровка» послешкольной жизни так и началась – с печали. После трёх успешных вступительных экзаменов в институт пришло время физики, и тут выяснилось, что три буквы иногда (в противовес физическим законам) весят тяжелее чугуна и, утонув, тащат за собой на дно. Хотя, на вопросы билета ответы были даны верные.
«- Ну что, — произнёс лысый экзаменатор, — похоже, что Вы, Кац, извиняюсь Кацков, на тройку не тянете. Может, что-то из внешкольной программы Вам известно. Изобразите нам на доске схему триггера.
«Триггер, триггер, — забарабанило в башке у Сашки…
— Триггер — электронное устройство, обладающее способностью длительно находиться в одном из двух устойчивых состояний.
— Изобразите схему триггера. Может, это Вас и спасёт от неуда.
Сашка устало смотрит в потолок. Он никогда не видел эту схему…
— Ну что же. Мы хотели Вам помочь, не получилось. Неуд, уж извините…
Саша, как потерянный сидит на подоконнике. К нему подходит
девчонка: «Видела я. Завалили они тебя. Фамилия у тебя такая… И это: «Фамилия у тебя такая», — услышит Саша в своей жизни ещё не один раз».
И, всё же под девизом «Невзирая ни на что» справедливость в этом отдельно взятом случае восторжествовала – институтские аудитории, всё же, познакомились с обладателем столь звучной, хоть и неблагонадёжной фамилии, пусть и на вечернем отделении. А что произошло потом? Узнаем из продолжения повести, которое должно появиться в недальнем временном кругу. Автор пишет, хоть и понимает всю тщету своих стараний. Книги престают быть спасательным кругом в море житейских передряг. Они проигрывают бой планшетам и телефонам, а чтение – играм и социальным сетям. Остается надеяться, что этот бой – не последний.
«Вон весь шкаф заставлен книгами, изданными в пустяковых издательствах за счёт автора. И кому они теперь нужны. Подарил несколько штук знакомым. Близких друзей уже не сыщешь. Все на кладбище. Спрашивал у получивших книги, мол, ну как? В ответ лишь глухое мычание неразборчивое: всё времени для чтения не находят. Только вздохнёшь глубоко…. Книга, кому это нынче нужно».
Говорят, что писатели всю жизнь пишут одну и ту же книгу. Михаил Аранов это своим творчеством в какой-то мере подтверждает. Среди героев его повестей и романов незримо присутствует он сам, его история, а зримо – любимый Питер и время, круги которого то сужаются, то расширяются, меняя пространство и его свойства, но оставляя неизменными главные принципы и законы человеческой жизни. Автор обо всём говорит честно, и голос его, невзирая ни на что, доносится без искажения даже сквозь время пограничной полосы.
Уходит время бескорыстных песен, всё реже слышно: «Друг, товарищ, брат»… Всё чаще: неудачлив, значит – честен, зато нечестен – выгодно богат. Ты чувствуешь, дружище, как уходит наивная застенчивость, и с ней – нелепое, как дым без парохода, теряет голос эхо наших дней.
Владимир Спектор
