Русско-немецкий интернет-журнал inter-focus.de Русско-немецкий информационно-аналитический и литературно-художественный журнал
Связанные статьи
Эмилия Песочина родилась в Харькове в семье преподавателей английского языка. Доктор медицины. В 2001 г. эмигрировала в Германию. Член Врачебной палаты Нижней Саксонии.
Изданы четыре сборника стихов: «Ковчег и качели» (2001 г.), «Чужой город» (2002 г.), «Волкополье» (2006 г.), «Разговор со звездой» (2011 г.). Стихи включены в международные сборники и альманахи: «Эмигрантская лира», «45-я параллель», «Графит», «Время Визбора», «Артелен», «Звезда Рождества», «Ассоль», «Кологод», «Гражданинъ» и др., регулярно публикуются на сайтах «Рифма.ру», «Улица неспящих фонарей», «Изба-читальня», «Мегалит», «Фабрика литературы», «Русский Альбион», «Новый Ковчег», «Фейсбук», «Свой вариант», «Новый день» и др. Публикации в журналах «Этажи» (Россия-США), «Новый свет» (Канада), «Новый континент» (США), «Дальний Восток» (Россия), «Литературной газете»(Россия), газетах «Гавань»(Новая Зеландия), «Оптимист» (Израиль), «Время» (Россия) и др.
Член Харьковского Клуба песенной поэзии им. Ю. Визбора. На стихи Эмилии написано более двухсот песен, вошедших в состав более тридцати песенных дисков, создано множество видеоклипов.
Эмилия Песочина – лауреат, дипломант и финалист международных литературных конкурсов «Эмигрантская лира», «Русский Гофман», «ПТИЦА», «Пятая стихия»,«Созвездие духа»,«Звезда Рождества», «Человек, судьба, эпоха», «Грани мастерства», конкурса к 60-летию журнала «Москва» и проч. Альманах «Ассоль» (Чехия, Прага), в котором опубликована подборка стихов автора, стал лауреатом Национальной премии России (2020-2021 гг.)
РАЗГОВОР СО ЗВЕЗДОЙ
Звезда, я не сплю…
Исстёган вопросами мозг.
Души распахнутый люк
опасен. Иероним Босх,
пожалуй, забрал бы сюжет
в картину с названием «жизнь».
Звезда, расскажи,
на котором небес этаже
заполнять декларации
о ввозимых ценностях.
Что дороже: emotio, ratio,
или общее впечатление цельности
натуры? Таможенный страж
мне скажет: «Весь Ваш багаж –
не что иное, как блажь…
А Вам ведь давали карт-бланш…
…И где результат?!»
Звезда,
там, наверно, не спят
никогда,
отмеривая по вере…
Или, по меньшей мере,
по величью души…
Звезда, не спеши,
помоги уложить
в колыбели ночной
мою крошечку-жизнь.
Ей, бедняжке, одной
Оставаться так страшно.
Всё ей снится небесный страж. Но
от судьбы не уйти никуда…
Звезда,
почему судьба,
как гончая, мчится за мной,
держа в зубах
кость надежды (обглоданную давно)?
Если б не было так смешно
жить на свете, то грусти
хватило бы на всемирный потоп.
Звезда, постой,
не оставляй на потом
ответ. Все равно я не сплю.
Заходи, я оставлю люк
открытым… Допустим,
что душа имеет размер и вес…
Каковы, с точки зренья небес,
Подходящие габариты?
Ведь, как ни говори ты,
А там решают, кого на Парнас,
А кого про запас
Отложить на следующий раз,
Когда возникнет потребность в поэтах.
..Звезда остынет и станет планетой,
Если поэта
Ей не дано.
Как жить во Вселенной
Без звездного света?..
Душе звезда нужна непременно…
Звезда, душе нельзя одной…
Постой над моей душой…
ДВЕ СТИХИИ
В океане качнулась морская звезда
И холодным лучом прикоснулась к бедру.
Уплывают волна за волной в никуда,
Словно жизнь в неизвестность, когда я умру.
Океан призывает к любви темноту,
Прижимает к груди бело-пенной рукой.
Горизонт между ними проводит черту
Как границу меж этою жизнью и той.
Океан ограничен землей, словно жизнь.
Темнота бесконечна и вечна, как смерть.
А звезда на поверхности моря дрожит,
Словно ей ниспослали в ничто улететь.
Луч стремится туда, где не быть никому.
Отражает звезду океана покров.
Беспредельный Господь просевает сквозь тьму
Свет от прошлых Вселенных на толпы миров.
Как душе осознать, что живое должно
В щель небесного дна навсегда ускользать…
О, звезда, задержись, посвети надо мной…
Ночь глядит, замерев, океану в глаза…
Волны в небе плывут, тучи тонут в воде –
Ни вверху, ни внизу не достанешь до дна.
Лишь любовь сокрушает холодный раздел
Двух стихий и живому в надежду дана.
Между жизнью и смертью стирая черту,
Лишь любовь возвращает погасшему луч
И, светясь, совершает полет в темноту…
Я люблю – я живу… Я живу – я люблю…
СИРЕНЬ
Три ветки сирени в хрустальном стакане.
Зеленого неба прозрачные ткани.
Рассветное солнце. Тончайшие тени.
… И сонмы сирени, сирени, сирени…
Окрашено утро тумана тонами.
Сиреневый запах плывет над дворами.
Там темень уже не владеет углами –
Нет, в них полыхает лиловое пламя.
Сад ломится в окна толпою букетов.
Весь воздух насквозь до земли фиолетов.
О, роскошь вдыханья! О, блага даренье!
О, пир на весь мир среди моря сирени!
В постель мне не кофе от утренней лени –
Охапку пахучей махровой сирени! –
Пусть сладостно всюду запахнет духами!
Пусть нежные крестики станут стихами…
ГИМН БЕЛИЗНЕ
Не печалься, что краски листвы
Смыты черной водою предзимья
И оттенки небес и травы
В темный вечер не вообразимы…
Не грусти, что окончился цвет
И шуршания больше не слышно…
Скоро белый торжественный свет
В поле выступит чинно и пышно.
Ночью вьюга взлетит пировать,
Запрягая луну в колесницу,
Окрыляя в саду дерева
Всполошившейся млечной жар-птицей.
Белизне предопределено
Сохранять семицветия радуг:
В звездах льдинок мерцает окно,
Искры вкраплены в суть снегопада.
Как посланница солнечных бурь,
Заоконнная гладь пламенеет.
Златоконных снежинок гурьбу
Ветер мчит по дрожащей аллее.
Ярых вьюжных сполохов разгон
В скуке ты не вини понапрасну.
Ты ведь знаешь, что белый огонь
Горячее и ярче, чем красный…
Многокрасочность теплых времен
В снежном фоне сокрыта надежно.
Так покоится яркий бутон
В неказистой, неброской одежке.
Раздели же мой гимн белизне!
Не довольно ли золото славить?!
Прячет краски метель при луне,
Только днем ей уже не слукавить…
Ей в полях предстоит расточить
Все богатство своих самоцветов…
…Трудно в черной предзимней ночи
верить в истинность белого света…
ГОЛОС ПРИРОДЫ
Нет тишины. Природа говорит
Грозою, треском, щебетом, журчаньем.
Молчание лишь кажется молчаньем.
Оно тончайшим сумраком звенит.
Прислушайся… Покоя нет нигде:
Ни в солнечном расплавленном зените,
Ни в розовом мерцающем граните,
Ни в медленной торжественной звезде.
Всё сообщает свету о себе
Непознанным набором колебаний.
Росой, цветами, травами, хлебами
Звучит, поёт земная колыбель.
И не рожден пока ещё поэт,
Способный это таинство и чудо
Перевести в словесные этюды,
Переплести в лирический сюжет.
Прислушайся… Грибница тянет нить,
Раздвинув для детей сырую землю…
Гнездо яичкам теплым нежно внемлет.
Зародыш в самке начинает жить.
Дождя дыханье шелестом затмив
И поменяв поэзию на прозу,
Нашептывает облаку береза
Свои рассказы, светлые, как мир.
Ее перебивает, суетясь
И ёрзая, ручей на дне оврага.
Что ведаешь, несущаяся влага?..
Как прочитать загадочную вязь?..
На миг замри… Всё дышит и летит
В одном порыве, всплеске и сплетеньи.
Есть у молчанья точное значенье…
Прислушайся… Природа говорит…
ПЕЧАЛЬНЫЙ ЗВЕРЬ
Печальный зверь с лиловыми ушами,
Зеленым глазом и коричневым хвостом,
Ты повстречался мне, когда шуршали
Под ветром клены в мире золотом.
Ты брел так одиноко и не гордо
И с кем-нибудь хотел порассуждать
О том, какая чудная погода –
Октябрь, теплынь и в небе благодать…
Мне это тоже было очень кстати,
И мы с тобою шли по темной тропке вдаль,
Туда, где покрывалась на закате
Оранжевыми бликами вода,
И становился мир все золотее,
Забыв о том, что ночь придет сейчас…
А листья все летели и летели,
И все грустней глядел зеленый глаз…
Ты трогал лапой кромку горизонта,
Шептал, что, как в капкане, сердце всё болит…
Спускался с неба вечер… В парке желтом
Был слышен каждый тихий вздох земли…
Ты объяснял негромко, терпеливо,
Что дни, как птицы к югу, прочь летят.
…А мимо нас шагали торопливо
Воспоминанья, ветер, дождь, октябрь…
Печальный зверь, ты был мне очень нужен,
Но мгла пришла, тебя неслышно увела…
Мой зверь, где ты теперь тоскуешь-тужишь?
Как без меня живешь ты? Как дела?
А, может, ты опять со мною рядом…
Зеленый глаз сверкает за кустом.
…А я бреду, бреду по листопаду
За осени коричневым хвостом…
ОЗЕРО ОСЕНИ
Чайки тихими белыми листьями на воду падают.
Отражается в озере рыжих дерев облетание.
Отрешенная осень безмолвно стоит за оградою
Почерневших берез. Наступает минута прощания
С умирающим днем, октябрем в позолоченном трауре,
Всей несбывшейся жизнью и всеми смешными стремленьями.
Всё к закату идет над сожженными временем травами,
И на западе кто-то разводит огонь под поленьями
Облаков, чтобы сжечь, навсегда загубить беспрепятственно
Всё, что прожито в суетной спешке и мелочной тщетности.
В полусфере небесной и выше, в среде надпространственной,
Полыхают костры небывалой, невиданной щедрости…
Между черной водой и осины горящей охапкою
Всё туманнее видится берега ломкая линия.
Чайки на воду сели дрожащею пенною шапкою
И колышутся, словно увядшие белые лилии.
ОКАМЕНЕВШИЕ СЕРДЦА
Когда, схлестнувшись с небом намертво,
Бушует океанский царь,
Прибой бросает камни на берег.
Они похожи на сердца.
Почти приблизив преисподнюю
К ступням бредущих по воде,
Волна швыряет прямо под ноги
Сердца людей, сердца людей.
На белый свет стремятся камешки,
И в суету мирского дня,
Хотя ушли, в грехах покаявшись,
Давно во мрак морского дна.
То темно-красные, то черные,
На пепел пляжей, в серый день
Летят на память обреченные
Сердца людей, сердца людей.
Внутри прожилок серо-кварцевых
И среди проблесков слюды
Лучатся солнечными квантами
Любви и нежности следы.
Частицы ревности и верности,
Крупицы страхов и надежд
Хранят в окаменевшей вечности
Сердца людей, сердца людей.
А ты вдоль берега рассеянно
Бредешь по россыпи камней…
Вокруг сердца людей рассеяны,
И ты по ним идешь ко мне…
Бездонно-пенными бесчинствами
Лют океанский чародей…
Переполняются песчинками
Сердца людей, сердца людей…
ОСЕННИЕ СТИХИ
Я писала стихи, и один был страннее другого.
На земле воцарялись осенние терпкость и пряность .
В перепонки ушей бил сорочий стрекочущий говор.
Золотистые духи листвы к небесам воспаряли.
К тучам плыли они горьковатой пахучей толпою,
Отдавая пожухлой надеждой, пропащей судьбою.
Рдел закат продолжением листьев багровых.
Небеса на другой стороне наливались лиловым.
Парк морочил меня пестротою сплошного покрова.
Я бродила, ища между шорохов нужное слово,
Контур лебедя в озере видя подобным галере
И считая, что дни, словно лампочки, перегорели.
Стадо листьев с дубов ветер гнал острозубою веткой,
Словно рыжий табун жеребят пролетал над землею,
И тянулись дубы лошадиными мордами кверху
И просили, чтоб ветер детей их оставил в покое.
Но была их судьба безразлична потокам воздушным.
Обнажающий хаос касался меня равнодушно.
Вечер в парк приносил неприкаянность, холод, тревогу.
Я стихи берегла в темноте, понадеявшись втуне
На защиту луны, на шуршащую тихо дорогу
И поддержку отчаянно пахнущих поздних петуний.
Неотвязно гонялась листва за моими ногами…
Жизнь одна умирала, взамен зарождалась другая.
***
Взять душу, закатать в рулон,
Поставить в угол за столом,
А пустоту в утробе
Заполнить чем-нибудь таким,
Чтоб не осталось для тоски
Пространства между ребер.
Из белой вязкости, едва
Ворочаясь, всплывут слова,
Как рыбы, кверху брюхом.
А время из своих тенёт
Начнет вести минутам счёт
Бесчувственно и сухо.
В бездушной скуке, в злой ночи
Секунду сердце отстучит,
Запнется и затихнет.
И на безмолвном топком дне
Не станет ни ночей, ни дней
Под слоем склизкой тины.
Но из-за старого стола,
Где мысль вершила все дела,
Душа вспорхнет и сядет
Неуловимым мотыльком
На грязный неподвижный ком,
И крылышком погладит.
Она воскликнет: «Эй!.. Вставай!..
Я здесь! Я рядом! Я жива!
Впускай меня скорее!
Давай! Вставай! Поторопись!
Мы снова начинаем жизнь!
Мы сможем! Мы успеем!»
И мы с душой к столу идем,
Забыв о том, что в горле ком,
И сочиняем строчку.
Мы с ней творим, парим, горим,
И мы друг другу говорим,
Что рано ставить точку.
ГЛЯДЯ В ЗАЛ
В нашей жизни мы актеры…
То статисты, то солисты…
Лесть завистливого хора…
Шквалы бешеного свиста…
То слепят до слез софиты,
То во мраке закулисном
Отмутузят шито-крыто,
А потом велят на бис нам
Выходить. По центру сцены
Розы (или помидоры),
И зевают откровенно
В погребах своих суфлеры.
На подмостки вышел Гамлет
(чей: Шекспира? Пастернака?).
Тишина ли, гул ли, гам ли –
Равнодушно одинаков,
Одинок однообразный
Разговор с самим собою.
Шпага вынута напрасно.
В ножны вложена без боя.
Лицедеи лицемерят.
Лицемеры лицезреют
Лицедеев и, как змеи,
То шипят, то жалят в шею,
Целят в горла оголенность,
Прямо в яблоко гортани…
Ложь и фальшь определенно
Изо ртов произрастают.
Все напрасно. Все никчемно.
Все бессмысленно и пусто.
Не видать души свеченья,
Не услышать стука пульса.
Все при жизни омертвело.
Не стремленье, а влаченье
Через сцену жизни тела
В безобразном облаченье.
…Но однажды оказалось,
Что стремленья стержень стёрся,
И под тёмным взором зала
Вдруг закончилось актёрство.
НА КОСОГОРЕ
1
За черешнею – скворечня,
За скворечнею – заречье,
А за речкою беспечно
Перекликнулись звонки
Переменок и трамваев,
Всплески щебета и лая,
Гвалт мальчишек, крики чаек,
Теплоходные гудки.
Синь весеннюю ломая,
Разметался ветер мая,
Достигая неба края,
Раскачался на лучах,
Колокольных мерных звонах,
На салатных гибких кленах,
На метелках трав зеленых
И на клеверных свечах.
А река сквозь город мчала,
Словно жеребенок чалый,
Замирала у причала
И опять бросалась плыть.
Звон, гуденье, гомон, гогот,
Распоясавшийся город –
Всё ныряло с косогора
В сине-белую теплынь.
2
Человечек годовалый
Спал в коляске и устало
Морщил лоб. Ему мешала
Спать вся эта суета.
Он проснулся, потянулся,
Повернулся, улыбнулся,
Сел, задумался, надулся,
Плюнул соску изо рта.
Рядом бабушка-старушка,
В молоко кроша ватрушку,
Гладя внукову макушку,
Глядя в юную траву,
Думала: «Оно, конечно,
я не вечна… Все не вечно…
Только да чего ж черешня
Хорошо цветет за речкой…
Вишь, птенцы орут в скворечне…
Внучек кушает… Мне, грешной,
Может, время помереть, но
Я немножко поживу…»
КРУГ
Год так стремительно летел к концу,
Что стук секунд сливался в ровный гул.
Жизнь мчалась не вперед, а по кольцу.
Июнь в цвету сменял декабрь в снегу.
Не ведая пути, не видя вех,
Прочь уносился год – лихой ездок.
…Мы открывали дни подъемом век
И проживали век за вдохом вдох…
Кружа в водовороте верениц
Одних и тех же и всего того ж,
Затертых слов, зачитанных страниц,
Мы принимали истину за ложь,
За скуку веру, за беду долги.
Запутавшись в бесчисленных грехах,
Мы совершали глупые шаги
И свечи задували впопыхах.
Снег ослеплял, и солнце, словно ртуть,
Переливалось в белых небесах.
Горячий выдох замирал во рту
И паром плыл на обод колеса,
Вращавшего надежду и судьбу,
И предлежащий серебристый луг,
Метельных туч раздольную гульбу,
Рожденье и погибель, свет и мглу…
По головокружительной земле
Летел сквозь вихри снежные декабрь.
Через продышанный кружок в стекле
На встречу к нам с тобою шли века…
Бег наших душ сквозь мельтешенье верст
Владетель дня и ночи созерцал
И низвергал с неугасимых звезд
Конец начал конца начал конца…
ДЕНЬ ОТЪЕЗДА
Ах, как больно уезжать!
Словно душу бороною
Всю изранили, и ноет
В сердце каждая межа…
Ах, как тяжко покидать
Те поля, которым снится
Ясно-рыжая пшеница,
Пыльно-серая беда…
Ах, как трудно оставлять
Ту окраину с бурьяном,
Где чернеет старой раной
Позабытая земля…
Потому-то и болит,
Что бурьян, беда и пустошь…
Мою душу не отпустишь
Ты, мой краешек земли…
Вновь корням не прорасти…
Поклониться полю в пояс,
Помолиться и войти
В чужестранный длинный поезд.
НАВОДНЕНИЕ
Наводнение… Катятся реки
По просторам полей и дорог…
Спешно штопает в небе прорехи
Озабоченный пасмурный Бог.
Густо залиты тиной прогорклой
Гнезда черных кричащих дроздов.
…Наводнение прёт через горла
Обнищавших людьми городов…
Реки, напрочь лишившись покоя,
Бьют ладонями в окна мансард.
В беспробудном и мутном запое
Пива темного требует март.
Между небом и бешенством глади
Остается лишь узкий зазор.
Сушит туч отсыревшие платья,
Сам промокший насквозь, горизонт.
Но лучами дожди рассекая,
Обещают безоблачный день,
Прислонившись друг к другу щеками,
Солнце в небе и солнце в воде.
ГОРОДА
Утверждают, что мы на две трети – вода.
Ерунда… На две трети мы есть города,
Где мы вышли на свет из уютных утроб,
Где везли нас в колясках вдоль парковых троп.
Мы взлетали, порхали и падали вниз.
Города подставляли ладони: держись…
Потерпи… Стыд и боль – это не навсегда…
Мы с тобою, дитя… Мы – твои города.
Со вскормившей ладони под облако взмыв,
Города наших жизней оставили мы.
Только сердце – не камень, и кровь – не вода.
Там хранятся родившие нас города.
Города, вы грустите о ваших птенцах…
Потому ваши камни, как сердце, в рубцах.
Потому нам и снятся печальные сны,
Если птицы летят из родной стороны.
Города, вашим улицам, скверам, домам
В наших душах воздвигнут торжественный храм.
Пусть вне вас мы давно, но мы вами живем.
А помрем – значит, душами в город придем.
