Президент израильской русскоязычной адвокатской коллегии «Эли (Илья) Гервиц», он же — магистр Тель-авивского университета по специализации «Коммерческое право» (с отличием), офицер юстиции запаса Армии обороны Израиля. Имеет стаж юридической деятельности с 1995-го года. Автор юридического толкового словаря иврит-русский-иврит с предисловием президента Верховного суда Израиля, удостоенного стипендии Фонда поощрения научных работников и писателей, при канцелярии Президента Израиля.
************
— Эли, расскажите, как протекали ваше детство и юность?
— Первые 16 лет своей жизни я прожил в Риге. Глядя на меня, особо сердобольные сказали бы, что у меня не было детства: постоянные олимпиады по всем предметам и занятия шахматами не оставляли свободного времени. Начиная с 7-го класса, я вообще перестал ходить в школу: я был одним из двух школьников Латвийской СССР, которые официально получили право не посещать школу, чтобы она не мешала занятиям спортом.
— А когда вы впервые узнали о своей национальности и как?
— О национальности я узнал очень рано, даже не помню, при каких обстоятельствах. У нас была классическая советская еврейская семья, и никакого секрета касательно нашего еврейства никто не делал – да и не получилось бы, учитывая, что семья оставалась без вкраплений других национальностей на протяжении многих и многих поколений. Поэтому пять букв нашей национальности в соответствующей графе паспорта никогда не менялись на семь.
— Вы соблюдаете какие-либо еврейские традиции сегодня?
— По большому счету, только две: я не ем хлеб в Песах … я вообще-то его совсем не ем, так что это не сложно. Но и тогда, когда я его ел, Песах я соблюдал. Но главное, соблюдаю пост в Йом Кипур. Я считаю, что это тот минимум, который должен соблюдать каждый еврей и каждый израильтянин. Не обязан, но должен. Кроме этого, ничего, пожалуй. Мы шутим, что мы не ходим в синагогу, потому что мы живем в синагоге.
— Почему вы уехали в Израиль из СССР?
— На память приходит старый анекдот: мы устали радоваться. Если серьезно, пришло понимание того, что настала пора уезжать. А вот почему мы поехали в Израиль, а не в Америку – это вопрос более интересный. Израиль никто из нас не знал, но в США папа бывал и привез оттуда неприемлемое для него ощущение кастовости американского общества. Мой отец был очень коммуникабельным человеком, легко находившим общий язык и с министрами, и с простыми рабочими-строителями. Поэтому ему претила перспектива променять «вертикаль общения» на «горизонталь», и общаться только с представителями своего финансового и социального уровня.
— А насколько сложно было адаптироваться в новой стране?
— Наверное, адаптация не бывает легкой, но мне, наверное, было легче, чем многим другим: те цели, которые я себе ставил, я достигал. Я хотел учиться на юрфаке Тель-авивского университета, где на тот момент был самый высокий проходной бал – и я поступил туда. Я хотел служить офицером военной прокуратуры после университета – и это тоже получилось, хотя мне и пришлось для этого поломать систему. Я не хотел оставаться на сверхсрочную службу в армии, потому что жаждал открыть собственный адвокатский офис – и не остался в армии ни на один дополнительный день, хотя я был подписан под обязательством служить еще три года. И мне очень повезло с языком. Современный иврит – это, по сути, первый компьютерный алгоритм, который изобрели почти за сто лет до изобретения компьютеров. И пусть в иврите пишут в другую сторону и используют какие-то закорючки вместо букв, алгоритм языка настолько прост и логичен, что поняв эту логику, люди начинают общаться на нем.
— Складывается ощущение, что вы искренне любите Израиль. А за что?
— Израиль – вернее Тель-Авив и окрестности – для меня очень комфортен, благодаря своей компактности. Москва для меня великовата. А в Израиле все есть, и все очень близко. За это я его очень люблю. И еще за море, конечно. На котором я могу не появляться годами, просто потому, что завтра оно тоже никуда не денется – и в результате программа «завтра на море» бесконечно откладывается.
— А в чем заключается сегодня ваш бизнес?
— Я возглавляю крупнейшую в Израиле русскоязычную адвокатскую коллегию. Когда меня спрашивают, чем мы занимаемся, я объясняю, что наша задача – это Bridge Maintenance. Мы подставляем свое плечо под мост, соединяющий Тель Авив и Москву, и прилагаем все усилия, чтобы по этому мосту движение происходило бы непрерывно: из Российской Федерации в Израиль продолжалась бы репатриация, и в обоих направлениях двигались бы капиталы и идеи. С моей точки зрения, чем шире и крепче будет этот мост, тем лучше и России, и Израилю.
— Что еще можете здесь добавить?
— По образованию я юрист, по специальности адвокат. В Израиле, увы, нет суда присяжных, страсть к сцене на работе не особо реализовывается. Зато меня окружает замечательная команда.
— Касательно идеи Tel Aviv – Moscow Bridge Maintantace – как технически он осуществляется? У вас есть офисы и в Тель Авиве, и в Москве?
— Мы шутим, что подавляющее большинство наших клиентов проживает в пределах Бульварного кольца в Москве, а не на бульваре Ротшильда в Тель Авиве, однако у нас есть офис в Тель Авиве, но нет офиса в Москве. Нашим клиентам не особо важно, есть ли у нас в Москве офис с вывеской; они понимают, что в создание бренда за прошедшие 18 лет было вложено столько сил, средств, времени и профессионализма, что по сравнению с этим офис с вывеской не стоят вообще ничего. Так что приемы мы обычно ведем в офисах наших московских коллег.
— А насколько принципиально разнится работа юристом в Москве и в Тель Авиве?
— Я не являюсь российским юристом, у меня нет российской адвокатской лицензии. И когда я сопровождаю израильские компании в РФ, я не заменяю российского юриста — тот должен быть локальным и узкопрофессиональным. Однако я являюсь неким проводником информации. В геометрии Евклида самый короткий путь всегда идет по прямой. В жизни это не всегда так, поэтому наши клиенты, попросив нашего участия наряду с российскими адвокатами, в итоге оказываются в выигрыше. Они в конечном итоге выигрывают и экономят гораздо больше от нашего сопровождения, несмотря на то, что за него приходится платить.
— Вы начинали рассказывать про свою команду … Расскажете о ней поподробнее?
— Мне очень повезло с ней. Меня окружает команда профессионалов – юристов и не только. У нас очень нестандартная для адвокатского офиса команда: на каждых трех юристов у нас приходится сотрудник информационного департамента, пиар-службы. Мы надеемся, что хорошо делаем свою работу, но в сегодняшнем мире сидеть и ждать, что о качестве твоей работы общество узнает само по себе, наивно и недальновидно.
— Расскажите о самом сложном случае из вашего опыта.
— Про самое сложное не расскажу, расскажу про самое вопиющее. Речь шла об отказе в репатриации женщине, вдове еврея, на основании того, что пара жила вместе много лет в гражданском браке, а поженилась за четыре месяца до прихода в консульство Израиля. Супруг скончался, и консул отказал в визе, мотивируя тем, что брак был «свежий».
— То есть фиктивный?
— Ага, и 10 совместных детей тоже были фиктивными.
— Очень хочется узнать вас с человеческой стороны, а не только как профессионала. Как вы проводите свое свободное время?
— Я много лет уже не занимаюсь классическими шахматами, потому что тяжело делать вполсилы то, чему раньше отдавал все силы. Но я очень люблю играть в шведские шахматы. Эта игра – что-то среднее между классическими шахматами и КВНом. В этом месте уже можно гуглить информацию о шведских шахматах. Кроме того, я очень люблю читать. Особенно меня увлекают вопросы эволюции и социологии, поведенческая экономика.
— Как получилось, что вы начали сотрудничество с журналом «Москва — Иерушалаим»?
— Графоманы пишут в стол, всем остальным необходима читательская аудитория, верно? И чем она больше, тем лучше. Мы располагаем рядом площадок для публикации своих материалов, включая наш сайт zakon.co.il, но понимаем, что с журналом «Москва — Иерушалаим» у нас просто общая целевая аудиторией. Поэтому когда возникло предложение вести в журнале авторскую колонку, мы с удовольствием приняли его.
— Ваши планы?
Наши стратегические планы связаны с нашими клиентами: инвесторами, бизнесменами, стартаперами. Мы часто превращаемся из их адвокатов в друзей и партнеров. После экзита мы с удовольствием учредим инвестиционный фонд, который позволит не заниматься перетягиванием каната, как это чаще всего происходит в юриспруденции, а увеличивать пирог и делить его с теми, у кого горят глаза, и с кем нам по пути.
— А ваша личная мечта? Чего вы хотите лично для себя, вне контекста работы?
— Адвокатская работа очень персонифицирована. Так что мечтаю о том, что однажды смогу отпустить адвокатскую свою коллегию в самостоятельное плавание и отправиться в кругосветное путешествие. Или в Кнессет на одну каденцию.
Яна Любарская (Москва)