Старт // Новые статьи // Культура // Литература // «Из двенадцатого года…»
Integrationszentrum Mi&V e.V. – Mitarbeit und Verständigung

«Из двенадцатого года…»

*****

что в дикой Персии или убогой Палестине

как Пастернак давно писал на рубежах бои

течет наверно кровь из треснувшей пластины

доспеха или бронника на руки у груди твои

или другого недобитого по случаю солдата

культура умирает вместе с ним или с тобой

цивилизации закатной не смягчает вата

последний скорбный звук архангела с трубой

 

*****

потир с потертою патиной по бокам

сатир с печальными глазами                                

сапфир в кольце вчера забытом вами

Офир напоминает и рукам

дает возможность для фантомной боли

ничтожность времени усугубляя

и ложность памяти не очень убавляя

пустопорожность нами созданной юдоли

 

*****

комьями снег по густой почерневшей воде

мимо с рекою куда-то неспешно плывет

горы вокруг незаметно стоят в темноте  

и среди них наступает двенадцатый год

маленький город швейцарский в нем тихо живет

очень далекий от всяческих крупных невзгод

елки укрыты гирляндами желтых огней

счастлив бывает здесь даже последний урод

также и мы оторвавшись от наших корней

были бы счастливы в этот немецкий сочельник

но наступает к несчастью потом понедельник

и оттого представляется злей и больней

жизнь в этот к нам подошедший двенадцатый год

 

*****

Бад Пирмонт опавшие деревья

но еще зеленая трава

рождества старинные поверья

и надежда все еще жива

что пройдут невзгоды и настанет

светлая на время полоса

колесо вращаться не устанет

обещают с неба голоса

 

*****

Ду Фу почему-то прозвали в Китае трезвейшим поэтом

хоть после седьмого десятка в провинции он

должен был за вино всей округе конечно при этом

поэт был первейший и каждый свой утренний сон

с похмелья легко превращал и в стихи и в предмет для застолья

особенно осенью поздней и ранней холодной зимой

когда новый гребень увидеть даруется утром и без богомолья

а мир с перепою покажется вроде бы мой и не мой

 

*****

никак не вяжется между собою

отсутствие зимы и рождество

в платанах лампочки укутаны листвою

повсюду изморось и холод божество

нуждается в глинтвейне или снеге

а чем еще реальность изменить

тем более для альфы и омеги

в Германии где парка вяжет нить

одним из золота а прочим из дерюги  

достаточно и не с кем говорить

и душу позакладывать за други  

и тяжко для себя реальность смастерить

 

*****

Сыпет с неба все та же холодная морось

тонут в ней фонари и луна

только рельсы предчувствуя скорость

от трамваев сбегают с ума

мимо мчатся куда-то промокнув машины

и деревьев сжимают тиски

запах ранней зимы и сырой канюшины

или клевера запах пришедший с тоски

 

*****

ложатся кости на кону как накануне

и время в горсти собирать словно в июне

приходит час или наверное минута

теперь для каждого из нас и не цикута

погубит наши отраженья этой жизни

и наше робкое движение навстречу тризне

изменит прошлое и наше окруженье

забудем пошлое в словах своих скольженье

пускай изменится все завтра или позже

и снег расстелется прозрачнее и строже

и будет нам тогда удача и везенье

и будет все же иногда и нам прощенье

 

*****

мы ложимся спать не помолясь

и присев на унитаз читаем чушь

ну какая между этим все же связь

и что ищем мы среди дождей и стуж

просто карта здесь такая нам легла

не уехать и легко не умереть

все быстрей мелькает времени игла

даже солнца к вечеру темнеет медь

и стихи почти не пишутся совсем

а друзей терять привычка родилась

что забыли мы под вечер в мире сем

или жизнь у нас совсем не задалась

 

*****

монах из Шу играющий на цине

спиной припал к изогнутой сосне

ручей к реке бежит вдаль по лесной низине

и луского вина забыт кувшин в корзине

а меч на старом полусгнившем пне

мешает предаваться созерцанью

крик одинокого под звездами гуся  

мелодия плывет как будто в такт мерцанью

и светлячков и звезд подобно прорицанью

которое понять и изменить нельзя

да и наверное совсем уже не нужно

проходит мимо равнодушно эпоха Тан

и время так ползет уныло и натужно

а в воздухе вокруг безветренно и душно

как будто жизнь течет среди поэтов и путан

 

*****

черный снег лежащий вдоль дороги

протоптанной слепыми мужиками

бредущими почти что в состоянье гроги

по миру и по времени кругами

их поводырь устал и требует замены

свободы от повинности своей

под зимний пост по селам те же сцены

и жизнь течет все также но скромней

любой в любое время оказаться

рискует среди мертвых и слепцов

и даже поводырь приходится признаться

толпу пополнить может на дороге для глупцов

 

*****

В горах леса олив в деревьях зреют фиги

на лозах вдоль извилистой дороги сизый виноград

какие по ночам писать здесь можно книги

не ожидая ни признанья ни наград

или сидеть в пустом кафе у церкви Спиридона

в селе напротив ратуши и ждать

когда пройдет по этой древней улице мадонна

и время поползет вперед опять

припоминая возле моря Навсикаю с Одиссеем

Коринф Венецию и прошлую войну

мы здесь не пашем и конечно ничего не сеем

но к счастью не идем у этих скал ко дну

 

*****

здесь тени гор повисли над зеленою водой

кулисы времени судьбы и Ионического моря

а желтый серп Луны привычный и простой

со светом звезд в намокшем небе споря

размытую дорожку жизни в море создает

и счастье близкое зачем-то обещает

пока покой олив и сонных пальм смущает

плывущий среди звезд по небу самолет

 

*****

От храма Афродиты две колонны

остались чистый приапизм

а кипарисов поседевших кроны

пейзажу придают застенчивый лиризм

и правду повседневной жизни охраняют

вдали у моря чуть заметны паруса

ползущие с Эолом еле-еле

таится жизни запоздавшая краса

в расколотой этрусской древней стеле

 

*****

кувшин смолистого вина и треснувшая кружка

слегка коптящий в старой плошке фитилек

на стол упавшее стило и старенькая стружка

да мир вокруг от совершенства так далек

в углу какие-то угрюмые германские бандиты

все примечают что едят арабские купцы

напротив иллирийцы пьяные но тоже все сердиты

готовые вот-вот схватиться за дубинки и клевцы

пусть наши шлюшки все стараются напрасно

свою удачу ближе к ночи подцепить

зато вот три строки рифмуются прекрасно

и дальше вьется воском их связующая нить

 

*****

Ночью звезды так заметны

и на небе и в реке

и над городом несметны

словно в господа руке

словно господа прощение

сохраняется в строке

не воздастся нам отмщение

убежавшим налегке

убежавшим не отмоленным

и забытым в уголке

нашим людом обездоленным

и на небе и в реке

 

*****

разноцветные рыбы здесь мир созерцают в пруду

утки связь создают между воздухом днем и водою

черный выгнутый мостик висит на закате слюдою      

сквозь деревьев зеленых по ветру плывущих гряду

поезда пробегают по рельсам и гулом мешают покою

в чайном домике возле еще не раскрывшихся роз        

дарит сладкий покой и дарует нетяжкий наркоз

сад в Ганновере созданный как-то Господней рукою

 

*****

фантом империи нам болью отдается

хотя о чем там можно вспоминать

мы были ниткою которая прядется

но тканью притворяется опять

безвкусные воздвигнув монументы

унылые идеи для кумиров сотворив

мы были лишь простые элементы

когда корабль наш ударившись о риф

рассыпался исчезли капитаны

и скрылся вовремя сбежавший экипаж

мы были вроде бы тогда не очень пьяны

и пережили в общем-то легко весь этот эпатаж

но нас преследует симптом фантомной боли

и память ложная в нас все еще хранит

себя саму и вымышленный что ли

империи для нас прославленный гранит

 

*****

Едва покачивает мачты яхт озерная волна

на фоне близких гор и полная луна

сочится медом с миррой и в платановом алоэ

прохожие как призраки застывшие в покое

слегка качаются в асфальтовых тропинках

а свет луны на окнах как на льдинках

мазками пишет мимо нас ты эту чашу пронеси

здесь в старом городе у озера Анси

 

*****

Женева ночью спит почти благополучно

как будто в небе Господа рука

покоится над нею неотлучно

минуя город времени текущая река

стекает в озеро размерено послушно              

свет отдают платанам фонари

и окна из-под ставень равнодушно

глядят на мир как будто снегири

с рябины смотрят вниз плывет над миром

и старым городом луна по облакам

собор качается озлобленным сатиром

здесь кажется полузабытый Кальвин по рукам

которого стекает кровь и холод

однако красный крест не устарел еще

остался и поэт Агриппа вечно пьян и молод

и бес в Женеве прячется ему за левое плечо

 

*****

в фарфоре тонком чай почти остыл

тепло однако в рукавах халата

и кажется так скучен и постыл

снег превращаясь в первое стаккато

капели и темнеют на пруду

разводы полыней и стынут отраженья

забытых в небе на свою беду

чуть серых облаков застывших без движенья

 

*****

в Риме убивали за престол

но бывали счастливы отчасти

и ложились за лукуллов стол

с ощущеньем времени без власти

с ощущеньем что вот продлится день

иды марта и календы мая

далеки еще зато прикрыла сень

дом и атриум флейтистку обнимая

можно говорить о чем-нибудь своем

не зависящем от цезаря и мира

одному однако лучше чем вдвоем                                          

даже посреди лукулловского пира

 

 

русская православная церковь заграницей иконы божией матери курская коренная в ганновере

О Сергей Викман

Читайте также

Мир за окном – цветное полотно…

РАЗГОВОР В ПОЕЗДЕ Нет, поручик, не нужно бравады, Вы свою проиграли войну. И не скрыть …

Добавить комментарий

Яндекс.Метрика