Integrationszentrum Mi&V e.V. – Mitarbeit und Verständigung

Виллим Монс

(Страницы из книги «Страх замкнутого»).

Пока Петр наслаждался любовью красавицы Анны Монс, подрастал хорошенький мальчик, младший брат Анны – Виллим Монс.

По предложению прусского посланника фон Кейзерлинга, Виллим был принят на военную службу.

Молодой человек был зачислен в лейб-гвардии Преображенский полк. Красавец юноша приглянулся   генералу Боуру, и он взял его себе в «генеральс-адъютанты». По некоторым сведениям, Боур предполагал сделать   симпатичного   «валентира» своим любовником. Современники упоминают о нетрадиционных наклонностях генерала.

 

 

Это тот самый генерал Боур, из «птенцов гнезда Петрова», о котором говорит А.С. Пушкин в поэме «Полтава»: «И Шереметев благородный, и Брюс, и Боур, и Репнин…»

Монс был постоянно на виду. На него возлагались различные командировки и малейший успех в их выполнении, расторопность и бойкость – немедленно награждались. Монс отличился в упорном бою под Лесным, в славной победе под Полтавой. Когда шведы были отброшены к Переволочне, Монс   ездил к ним на переговоры.

zarin-ekaterina

Государь «усмотря добрые поступки» Виллима Ивановича удостаивает его чином лейб-гвардии лейтенанта. Заметим, что это было в 1711 году, когда «изменница» Анна Монс, родная сестра Виллима, была   ещё   не забыта Петром. Родство с Анной не мешало карьере брата. Однако, финансовое положение лейб-гвардии лейтенанта было незавидным.

В это время в Москве   умирает старший брат Виллима. За братом остаётся долг пятнадцать рублей. Но денежные средства Виллима Ивановича были так плохи, что он должен был уступить за эти деньги лошадь покойника. Жалование, получаемое Монсом по службе, было невелико – 47 рублей.

Положение Виллима Ивановича резко изменилось, когда он был принят камер — юнкером двора государыни Екатерины Алексеевны. Жалование   прибавляется до трёх тысяч в год. Но не только этим счастлив Виллим Иванович. На него обращен исполненный особой ласки взор государыни Екатерины.

Служебные обязанности камер — юнкера не были точно определены. Но постепенно в руках камер-юнкера сосредоточились дела по управлению сёлами и деревнями, состоявшими за государыней. К нему присылались отчёты по имениям, сметы приходов и расходов. Рассылка ревизоров, все постройки и продажи по имениям Екатерины шли через его руки. Принятие на службу в ведомство государыни разных лиц, суд и расправа над ними – всё это было делом Виллима Монса. Награды, назначение жалования, отставка дворцовых чиновников – всё стало зависеть от Монса. На него легли заботы об устройстве гуляний и праздников, до которых была такая охотница его госпожа. Челобитные, с которыми обращались как знатные, так и незнатные лица к Екатерине, сначала направлялись камер – юнкеру. По этим челобитным Монс составлял доклад для государыни. Доносил он доклад до Екатерины, когда находил это нужным. Все распоряжения Екатерины объявлялись и писались либо самим Монсом, либо под его наблюдением. Кроме того, Монс ведал такими весьма интимными делами царицы, как общение с её портнихами, заказом её платьев, заведовал её казной и драгоценностями. И всё это он должен был делать не иначе, как состоя при государыне неотлучно.

Камер-юнкер сопровождал её в поездках заграницу. Хлопотал об удобствах её переезда. Везде его можно было видеть  возле государыни – на торжественных обедах, на ассамблеях и маскарадах. На нём, двадцативосьмилетнем, статном, всегда весёлым состояла обязанность развлекать   Екатерину во время частых и продолжительных разлук её со «стариком батюшкой». Надо заметить, что Петр был в два раза старше своей жены. К этому времени дают о себе знать болезни Петра: то он страдает «чечюем», то «завалами и расстройством желудка», то «ему мало можется». Всё это не в малой степени способствовало сближению Монса с Екатериной.

Фактических документов, подтверждающих любовные отношения Монса и Екатерины, нет. Но Виллим приобрел необыкновенное значение при дворе. Его власть и сила признавались не только знатными придворными, но и последними из дворцовых служителей. И все видели, что источник этой силы – любовь к нему Екатерины. И все обращаются к Монсу «предстательствовать» пред государыней. И все благодарят его. Кто деньгами, кто вороным жеребцом.

Вот богачка Анна Шереметева просит об освобождении от военной службы её людей. «Понеже ездила к обедне до церкви Божией, и   в то время последнего лакея от кареты моей взяли», – пишет она Монсу.

Правитель вотчиной канцелярии императрицы, Арцыбашев, просит «исходатайствовать» о даче ему жалования: «Так как в Санкт-Петербурхе без денег и без хлеба житьё трудное». И за то Монсу «из дворцовых амбаров рожь, овёс, горох, сено выдавались в избытке сверх оклада». Арцыбашев ведал дворцовыми запасами.

Подарки идут Монсу и ради будущего покровительства и ради «нынешних» просьб.

Иван Толстой прислал «собаку для веселья». Сибирский помещик Суровцев подарил лошадь на том основании, что она «будет сходна» с одной из лошадей Монса.

Любопытна посылка из Вологды иноземки- негоциантки Готман. Она хлопотала о жалованной грамоте на покупку в Вологде и в других городах пеньки. Отпуск товаров заграницу, в силу указов Петра, должен был производиться только через Санкт-Петербургский порт. Зная это, Готман для лучшего «старательства» послала «к высокой милости»& Монса «рыжечков меленьких в сулеечке». Не трудно было догадаться, что «рыжечки» есть не что иное, как голландские червонцы. Надо думать, что «старательство» Монса по этому делу было успешным.

Не побрезговал обратиться к Монсу и недавно всесильный князь Меньшиков. В 1722- 23 годах он был в опале. Он был обвинен в   превышении власти, захвате казённой и частной собственности. Ему грозила плаха. Скупой и гордый князь не стыдится делать подарки Монсу. Так он дарит Виллиму лошадь с полным убором.

В 1723 году женится племянник Монса Петр Балк. Свадьба была сыграна во дворце Меньшикова. Князь сам предложил дворец к услугам Виллима и, забывая свою обычную скупость, угощал за свой счёт гостей на свадьбе.

Камер-юнкер хлопотал за князя перед «премилостивою матерью». Екатерина просила государя о прощении Меньшикова. Петр сказал: «Если, Катенька, он не исправится, быть ему без головы. Я для тебя его на первый раз прощаю».

Не обходила своим вниманием Виллима Ивановича и сама Екатерина.

Когда камер-юнкер Монс решил построить себе богатый дом в Санкт-Петербурге на правом берегу речки Мьи (Мойки), из ведомства кабинета её величества на постройку дома Монса отпустили даром плитняк, кирпич и известь. Строительный материал по тем временам весьма дорогой.

Ещё государыня дарит своему камер-юнкеру дом в Москве, рядом с домом, доставшимся Монсу от матери. Принадлежат Виллиму сёла и деревни в разных уездах, которые он выпросил через Екатерину.

А вот село Орша с жителями полторы тысячи душ разного пола – это подарок царицы Прасковьи за ходатайство по её домовым распорядкам. Это тоже, определённо, взятка. Напомним, что царица Прасковья Фёдоровна Салтыкова – вдова царя Иоанна V, старшего брата императора Петра Алексеевича.

Богат и славен Виллим Иванович любовью к нему государыни.

27 февраля 1724 года, день коронации Екатерины, ему «за верность и радение» императором пожалован чин камергера. В патенте, выданном Монсу, сказано: «мы надеемся, что он в сем от нас пожалованном новом чине, так верно и прилежно поступать будет, как то верному и доброму человеку надлежит».

Кажется, Виллим Иванович на вершине славы и благополучия, но жить ему остаётся чуть больше полугода. И угроза благополучию Виллима исходит не от интриг дворцовых сановников, а от несдержанной болтовни его слуг, от самого низшего слоя дворцового общества.

Некто Михей Ершов из «серого народа» слышал, как челядь Монса болтала о неком письме государыни, адресованном Монсу. Кто писал от имени и по поручению не знавшей грамоты Екатерины Алексеевны – неизвестно. Но письмо-то было «сильненькое», что и «рта разинуть боязно». В письме говорилось о рецепте питья для хозяина! Всем понятно было, что хозяин – это никто иной, как император Петр. Речь шла о жизни государя. И это было уже страшно.

А всё началось с чиновника канцелярии Монса – Егора Столетова, который имел доступ к ключам кабинета Виллима Ивановича и, видимо, первым увидел «сильненькое» письмо.

Столетова не любили за его наглость и подлый нрав. Но он был ловкий и умный слуга, и Монс ему всемерно доверял. На попечение Столетова возлагались дела, по которым Монс уже взял презенты и, которые надо было привести к благополучному концу.

Столетов был довольно образован, знал языки немецкий и польский, а на русском пописывал чувствительные романсы. В стихоплётстве слуга и господин были близки, так как и Виллим Иванович грешил виршами, правда, написанными на немецком языке. Посвящались они обычно какой-нибудь придворной красавице, не исключено, что и самой Екатерине:

«Вы, чувства, которые мне

Одно несчастье за другим причиняете,

Вы указываете, вы мне восхваляете

Красоту моего светила».

То ли страх наказания за то, что не донёс об услышанном, надежда ли на награду или желание погубить ненавистного всем Егорку Столетова — но только Михей Ершов решил подать донос.

В это же время кто-то записал разговор слуг Монса. Один говорит: «Отчего Монс так долго не женится?» Другой отвечает: «Если Монс женится, то кредит потеряет». Запись разговора оказалась приложенной к доносу Ершова.

Допросили того, кто говорил о письме государыни к Монсу, допросили и того, кто слышал, и кто донос подал.

Запись разговора о «кредите Монса» и донос до времени затерялись. Кто-то вёл обдуманную и тонкую интригу против Монса. Однако, государыне доложили о доносе.

Вскоре с государыней случился «удар». Ей пустили кровь. Она очень ослабла. Был отдан приказ по церквам – в течение недели служить молебен за её выздоровление. Государь, не зная причины болезни жены, был спокоен и ездил на железные заводы.

В ноябре 1724 года снова всплыл донос Ершова. О доносе стало известно императору. Стало известно ему и о записке, где говорилось о «кредите Монса». Кто-то настойчиво хотел раскрыть государю глаза на значение камергера при её величестве. Были допрошены снова все участники крамольной болтовни и доносчик. Столетов повисел с вывернутыми руками в «Тайном приказе». Розыск по Монсу вел главный инквизитор Андрей Ушаков. Он же арестовал Монса и провёз его к себе на квартиру. Там их ждал император.

— А! И ты тут! – сказал Петр презрительно. Но допрашивать в тот день камергера не стал. Оставил его на всю ночь мучиться страхом.

До нас не дошли сведения о том, было ли объяснение у Петра с Екатериной. Монс на допросах не сказал ничего порочащего государыню. Впрочем, камергера не пытали, что было весьма странно. Во взятках он признался.

У Петра были все основания подозревать Екатерину в любовной связи с красавцем-камергером. Но он не стал чинить страшного розыска над своей любимой женой. Всё это как-то не соответствовало мстительному и ничем несдерживаемому характеру Петра. Но таков исторический факт.

На допросах Монс сообщил имена взяткодателей, притом значительно сократил их список:

«Царица Прасковья Фёдоровна дала 1000 рублей, да сервиз серебряный». «Яков Павлов, как взят был ко двору в пажи, дал мне на именины часы».

«Светлейший князь Меньшиков подарил лошадь с убором».

«Князь Долгорукой дал парчу на верхний кафтан».

«Лев Челищев подарил иноходца, чтобы получить чин и заслуженное жалование».

Потребовали подтверждения показаний только у царицы Прасковьи, потому что взятка, которую она дала крестьянским душами, была крупнее прочих.

Суд над Монсом состоялся 14 ноября 1724 года. Обвиняли его по трём пунктам. Этого было достаточно для смертной казни:

— Взял у царевны Прасковьи село Оршу с деревнями.

— Нарушил указ императора, по которому без повеления сената дворяне ни в каких гражданских делах не должны участвовать.

— Взял он, Монс четыреста рублей у посадского человека Соленикова и сделал его стремянным конюхом её величества.

«Вышеописанные преступления учинил Монс в своей должности. А в указе его императорского величества сказано: кто в каком ни есть деле, ему поверенному, и в чём его должность есть, а он то неправдою делать будет, по какой страсти, ведением и волею, такого яко нарушителя государственных прав и своей должности, казнить смертью натуральною или политическою, по важности дела, и всего имения лишить»

Суд заключил: «Учинить ему, Виллиму Монсу, смертную казнь. А именье его движимое и недвижимое взять на его императорское величество». Петр на поле доклада начертал: «Учинить по приговору».

Монса переправили в Петропавловскую крепость. Государь был у него.

— Ich bedauere es sehr, — сказал Виллиму Петр, — dich zu verlieren, aber es kann nun einmal nicht anders sein. (Мне очень жаль тебя лишиться, но иначе быть не могло).

Последнее христианское напутствие Монс получил от пастора Нацциуса.

В понедельник, 16 ноября, на Троицкой площади всё было готово для казни. Стоял высокий эшафот, на нём лежала плаха, и ходил палач с топором в руках. В десять часов утра Монс вышел к месту казни. На эшафоте прочитали длинный приговор. Выслушав его, Монс поблагодарил читавшего, простился с пастором и отдал ему часы с портретом Екатерины. Сам разделся, попросил палача, как можно быстрей приступать к делу, и лег на плаху. Палач исполнил его просьбу.

Минутой позже голова Виллима Ивановича смотрела с шеста мёртвыми очами в онемевший народ.
Несколько дней тело Виллима Монса лежало в снегу на Троицкой площади. Императрица Екатерина I, проезжая в санях с мужем заметила улыбаясь: «А чего этот всё ещё валяется здесь?» «А это, душа моя,- ласково ответил император,- чтобы ты крепче его запомнила».

Петр ненадолго пережил своего соперника Монса, Он умер 28 января 1725 года. Распространённая версия причины смерти Петра – он простудился, спасая солдат с тонущей барки. Этот случай действительно имел место где-то в водах Финского залива, в районе Лахты. Но это произошло в октябре 1724 года. В ноябре Петр ещё участвовал в допросах Монса. А в декабре шумно отпраздновал свадьбу своей любимой дочери Анны. Именно ей, по некоторым сведениям, а не Екатерине, он собирался передать престол. Петр начал писать завещание. Вот строки завещания, относящиеся непосредственно к Анне Петровне: «Веру и закон, в ней же радилася, сохрани до конца не отменно. Народ свой не забуди, но в любви и в почтении имей паче прочих».

Скорая смерть не дала выполнить задуманное.

Петр, видимо, страдал хроническим заболеванием мочеполовых органов. По мнению Рихтера («История медицины в России», 1820 г.), государь умер «от затруднения мочи, которое обратилось в воспалительное задержание и, наконец, в местное расстройство мочевого пузыря. Антонов огонь ускорил смерть».

Возможно, причиной смерти Петра Первого была аденома предстательной железы, которая без операционного вмешательства привела к трагическому концу.

Смерть великого человека часто сопряжена с какой-нибудь тайной. Так И.А. Измайлова в своей книге «Петр I. Убийство императора?» выдвигает версию о том, что Петр был отравлен ядом. Оснований для подобной версии было достаточно.

В заключение, можно сказать: ни одна из близких великому Петру женщин, не была верна ему до конца. Даже ранее преданная всем сердцем Петру Евдокия Фёдоровна Лопухина, первая жена императора, находясь в монастыре, согрешила с офицером Преображенского полка Степаном Глебовым. Несчастный офицер подвергнут Петром мучительной казни.

Впрочем, надо заметить, что сам император был весьма неразборчив в любви. «Этим делом» он мог заниматься и с прачкой, и с фрейлиной в чулане, не отстёгивая шпаги.

русская православная церковь заграницей иконы божией матери курская коренная в ганновере

О Михаил Аранов

Читайте также

«Мы все одинаково молоды»

Дом без света остался где-то, Не дойти, хоть подошвы сотри. Мы там жили зимой и …

Добавить комментарий

Яндекс.Метрика