Русско-немецкий интернет-журнал inter-focus.de Русско-немецкий информационно-аналитический и литературно-художественный журнал
Связанные статьи
Ки Вест официально являeтся частью штата Флорида. Но если посмотреть на негo с высоты, то станет ясно, что он — не тело, а украшение на теле, легкий кулончик, свисающий с побережья и теряющийся в океане. В Ки Весте, радикально отличающемся от целлулоида всей остальной Флориды, нет гламура. Главное увеселение здесь — это океан. Океан — это сцена, он же и главное действующеe лицо, он же и режиссер, заправляющий представлением воды и неба и чаек.
Это остров несмешивающихся красок, прикрепленный к материку автострадой длиной в 182 километра, Overseas Highway. Раньше здесь проходила железная дорога, и до сих пор можно увидеть ее опасно торчащие, оборванные части, проржавевшие перекрытия, внезапно прерывающиеся в том месте, куда в 1935-ом ударил ураган.
Хотя постройка дороги, связывающей островки Ки Веста с материком, и была запланирована президентом Ф. Д. Рузвельтом еще в 1932 году, противостояние функционеров и бюрократические препоны затянули начало строительства. В результате пришлось отстраивать дорогу вдоль разрушенных железнодорожных путей, уже после трагедии, унесшей жизни 450 ветеранов, которых не успели эвакуировать до приземления урагана. Дорога была достроена в 1938 году, а теперешний вид получила уже в восьмидесятые прошлого века. Сорок два моста, вытянувшись в одну прямую линию, соединяют между собой островки. Самый длинный из них — знаменитый Семимильный мост между Рыцарским островом (так называемые «Средние острова» и островом Утенка («Нижние Острова»). Мост этот в дни постройки был одним из длиннейших в мире. Место в книге рекордов он потерял довольно быстро, но красота его от этого никак не уменьшилась. Поездка по мосту — как проезд в увеселительных вагончиках какого-нибудь аттракциона. Вокруг — вода, лаймовые деревья, коралловые рифы, крокодилы, отдыхающие на узкой обочине. Нет, не один кулончик на цепочке, а редкие изумрудные бусинки на серебряной цепочке дороги — вот что такое дорога на Ки Вест.
Нам, увы, не повезло с видом. Мы ехали по Overseas Highway в сплошном тумане, в размытом акварельном воздухе тропиков — хоть и далеко еще до сезона дождей, но порывы мокрого ветра напоминали именно о нем. Хотя надо бы задуматься о сезоне ураганов, безжалостном и разрушительном, унесшим столько жизней в этих местах. Это как раз тот самый страшный месяц, сентябрь.
В самом конце дороги, за Марафоном и Исламорадой, за Ки Ларго, Бока Чикой и Сток Айлендом, находится самый драгоценный камешек всего ожерелья. Ки Вест — украшение особого рода. Здесь идет бесконечная постановка в Театре Моря. Океан задает тон, темы прибивает к берегу, как сокровища пиратов. Кстати, знаменитые пираты карибского моря, кишмя кишащие вокруг близлежащих Багамских островов, судя по всему, заплывали и в эти воды, но слишком сложно было подплыть, бросить якорь и даже спрятать сокровища. Природа оснастила Ки коралловыми рифами, служащими естественной оградой и в то же время не позволяющими выкопать укрытие для награбленного, и отсутствием пресноводных водоемов. Зато здесь живут потомки жертв кораблекрушений: не один корабль разбился на рифах. Но Ки Вест — отнюдь не земля святых. Еще в VIII веке определился своеобразный бизнес здешних мест — сбить корабль с пути, навести на рифы или посадить на мель, чтобы после собрать выброшенные на сушу сокровища. В результате к 1830 году Ки Вест стал считаться одним из самых зажиточных американских городов.
Но это — дело прошлое. Сегодня это — тихий городок в стиле «артхаус», с магазинчиками настоящего антиквариата и непритязательных подделок под ретро, с радужными флажками, прославляющими либерализм и сексуальную толерантность жителей — миролюбивых рыбаков, снабжающих многочисленные (и все — совершенно великолепные!) ресторанчики морепродуктами и рыбой сегодняшнего улова, последних ловцов губки (когда-то город был мировым центром по добыче морской губки, но об этом после) и зажиточных пенсионеров, которые могут позволить себе все удовольствия флоридского климата без ширпотребовской обстановки ближайшего материка. В прошлом остались петушиные бои и ловля утонувших сокровищ, губочная индустрия и что там еще составляло репутацию Ки Веста. Так вот, о губках, которыми полнятся прибрежные магазинчики – curio (магазины курьезов с раковинами и диковинными камнями, позеленевшими предметами со дна и мореходными артефактами — обычное дело в приморских городах): Когда во второй половине XIX века здесь обнаружилась плантация морской губки, у местных жителей появилась еще одна, достаточно серьезная статья дохода. Немедленно была построена фабрика по переработке, превратившая Ки Вест в одного из крупнейших поставщиков губки во всем мире и самого крупного в Западном полушарии. Местные ловцы губки использовали лодки — «крюки», с помощью которых удавалось подплыть к рифам, а после собрать «урожай» со дна граблями на длинных шестах. Ныряльщики за губками, обладатели примитивных водолазных костюмов со свинцовыми подошвами, позволяющими им опускаться на самое дно и ходить непосредственно по дну, где росла губка, прибыли из Греции в начале XX века, и в течение 50 лет полностью исчерпали месторождение губки. A oдичавших петухов — отдаленных потомков кубинских петухов, былых героев петушиных боев — до сих пор можно увидеть на улицах Ки Веста.
Oсновная цель моего путешествия — это встретиться с Хемингуэем, чье сердце покорил Ки Вест еще в 1928 году. За два года до этого в Париже Хэм познакомился с сотрудницей журнала “Вог” Полин Пфайффер. Полин, прозванная им на испанский манер Пилар, стала новой, сперва тайной, а после почти узаконенной любовью Хемингуэя в 1927 году. Они поженились буквально через несколько месяцев после развода с первой женой Хэдли Ричардсон.
Новой жене — новый город, новый мир. Так действовал Хемингуэй. Вскоре после женитьбы он покинул Париж, город своего первого брака, чтобы поселиться, по совету Дос Пассоса, в Ки Весте. Еще в самый первый приезд Хемингуэев в Ки Вест в 1928 году Эрнест и Полин облюбовали и позже, с финансовой помощью дяди Полин, Гаса Пфайффера, приобрели дом и начали его ремонт и реконструкцию. Интересно, что дядя Гас поддерживал семью Хемингуэев на протяжении всего брака, оплачивая то покупку автомобиля, то африканское сафари. Представляю себе, как ехал Хемингуэй по старой версии этой самой дороги, останавливаясь в придорожных пивных и кофейнях, разглядывая дома на обочинах, и как увидел заколоченный, заброшенный дом в стиле испанского колониализма на углу нынешних Трумен Авеню и Уайтхед, дом судового архитектора, капитана и ловца сокровищ (помните ведь, что был такой промысел в Ки Весте?) Айзы Тифта, сооруженный из местного известняка в 1851 году. В этом доме в одночасье умерли его жена и сын, а до этого еще — старший сын, все — от желтой лихорадки, которую, видимо, зaвез из далеких стран хозяин дома. Сам капитан Тифт пережил их на тридцать лет. После его смерти дом пустовал.
Есть до сих пор что-то невероятно притягательное и живое в атмосфере старого сада и дома, наполненного личными вещами, фотографиями и письмами, в скрипучей лестнице на второй этаж, где не все вещи принадлежат чете Хемингуэев и их сыновьям, где фотографии на стенах, расположенные по периодам, а не по велению сердца, напоминают о том, что это все-таки дом-музей, а не жилой дом, из которого Папа Хэм, скажем, отправился в море сегодняшней ночью — но есть еще шаткий мостик, соединяющий основной дом с хрупкой голубятней, где сохранился в неприкосновенности рабочий кабинет Хэма с его пишущей машинкой. Хемингуэй прожил здесь девять лет. Здесь были написаны «По ком звонит колокол», «Зеленые холмы Африки», несколько рассказов, в том числе «Снега Килиманджаро». А вот роман «Прощай, оружие» был написан по другому адресу. Симонтон Стрит, ближе к порту — именно здесь располагалось агенство компании Форд, ответственное за доставку первого автомобиля семьи Хемингуэй. Поскольку компания подвела и автомобиль не был доставлен к сроку, Хемингуэям предоставили бесплатную квартиру на втором этаже. За три недели проживания в ожидании автомобиля роман был закончен.
Но в той квартире нет музея, как нет музея, посвященного Хемингуэю, в тех многочисленных барах и пабах, где он завел первые свои ки-вестовские знакомства, переросшие потом в дружбу, в товарищество на суше и в океане. Хотя — в одном из любимых его кабачков демонстрируются его личные вещи, забытые им там в разное время. Новые владельцы не преминули привлечь внимание к роли их заведения в мировой литературе.
Был ли Хемингуэй счастлив с Полин в этом доме? Oн мог быть по-настоящему счастливым в Ки Весте, наградившем его этим ежеминутным соседством с океаном, позволившем ему выходить в море, собрать верную команду, ежечасно рисковать, а потом возвращаться сюда, проходить влажным, прохладным садом, подниматься по хлипкой лесенке и садиться за машинку, над которой висели его африканские трофеи. Чувство опасности было тем антидепрессантом, который удерживал его на эмоциональном плаву. Биполярное расстройство полного спектра, от мании до депрессии был достаточно изучено и описано в 1920-1930-х, но еще не поддавалось лечению. Что могли предложить врачи? Электрошоковую терапию? Лоботомию? Хорошо, что случилось в его жизни море, глубоководная рыбалка, просоленное мужское братство. А еще он соорудил боксерский ринг в своем саду. Там же в саду стоит украденный в «Неряхе Джо»… писсуар.
Думаю, что он был счастлив до того момента, пока не становился по-настоящему несчастным, и тогда он отправлялся на поиски новых опасностей и впечатлений, новых попоек и новых женщин, — женщин, которые могли удержать его от саморазрушения, удержать на краю пропасти. При биполярной депрессии (наследственное заболевание по линии отца Хемингуэя) мания вполне переносима, хоть и потенциально опасна, а вот депрессия действительно ужасна. Он пытался удержаться на краю.
В любом случае, дом этот кажется счастливым местом. А уж для котов здесь — настоящий рай. Шестипалый кот Сноуболл (или Сноуайт), подаренный Хэму знакомым капитаном, плодился и размножался многие годы. Его потомство досталось новой хозяйке вместе с проданным в 1961 году домом. Она назвала котов именами знаменитых знакомцев Хемингуэя и сделала их полноправными совладельцами. На сегодняшний день в доме и саду живет сорок шестипалых котов.
Мы выходим из дома на предвечернюю улицу. Еще несколько кварталов, и открывается океан. Он великолепен. Небо не срастается с ним у линии горизонта, а оставляет некую цезуру, полувздох между голубым сверху и зеленым снизу. Театр, сказала я? И вправду — театр с кулисами из рыбачьих сетей, подмостками бордвока, вихляющего и прогибающегося в угоду изломанной береговой линии. Дома стоят на цыпочках, подобрав юбки, пальмы в мохнатых носочках подходят к кромке воды. Пеликаны перекликаются раздраженно и тревожно. И тут короткий тропический дождь раздвигает кулисы, вырывается на авансцену и исполняет свой дикий танец. Бежать, искать укрытия… нет, не стоит: он уже окончился. Мы бредем по потемневшим доскам и доходим до своеобразного парка скульптур. Среди прочих здесь находится грузовичок хемингуэевских времен. А вот и сам Папа Хэм (говорят, именно здесь он получил это прозвище — ну как в море без прозвища?!) глядит через маленькую площадь на крохотную будочку с гордым названием «Cuban Coffee Queen«. Куба, еще одна любовь Хемингуэя, всего в 94-х милях отсюда. Его яхта «Пилар» легко доходила до Кубы в те рыболовецкие дни. И «Старик и море» он написал именно в своем кубинском доме, в котором прожил двадцать не менее счастливых лет с другой женщиной. Но о Кубе после.
Галина Ицкович (Нью-Йорк, США).
Фото автора.
