Русско-немецкий интернет-журнал inter-focus.de Русско-немецкий информационно-аналитический и литературно-художественный журнал
Связанные статьи
Билеты на спектакль «Мой внук Вениамин»* мы купили импульсивно, за два дня до показа, по Интернету. Интерактивный план зала скучно серел и на мои «клики» мышкой явно не откликался: билеты на оба дня были распроданы, спектакль на темы еврейства по пьесе Людмилы Улицкой с Лией Ахеджаковой в главной роли явно привлек публику.
В конце концов, загорелись зеленым несколько мест в последнем ряду. Но это даже неплохо, что последний ряд — день рабочий, мы еле успели добраться. Хорошо, что ни одно мероприятие с артистами из России не начинается вовремя. И актеры, и зрители собираются, не торопясь, не зацикливаясь на таких мелочах, как время. Очень не по-американски.
Узкие нынче делают проходы в рядах: пока пробираешься на свое место, того и гляди, сядешь на головы предыдущему ряду или зацепишься за тех зрителей, которые уже сидят на своих местах и с неохотой поднимаются, чтобы пропустить вновь прибывших. Еще тяжелее пройти на место, если зрители в твоем ряду решают не подниматься вообще, а поджать ноги в надежде, что ты как-нибудь… протиснешься. Пока мы, бормоча «excuse…excuse…», пробирались на места в самой середине ряда, погас свет. И тут, переступая через чьи-то ноги, я застряла окончательно. Усугубили ситуацию прикосновения цепких пальцев, ощупывающих мои коленки:
— В такой холод в одних колготках, ну надо же.
— Извините, пройти можно? — я пыталась высвободиться.
Обитательница кресла с неохотой выпустила меня, еще рывок — и вот, видимо, мое место.
От подлокотника к подлокотнику простиралось пальто, на нем — сумка внушительных размеров, совсем не театральная сумочка.
— Извините, эти места — наши, — я поняла, что «Ecsuse me» тут не поможет, и надо немедленно перейти на русский.
— Так садитесь же! Подвиньте вещи и садитесь, — любезно посоветовали справа.
— Люба, а что, ей мешает пальто? — раздался еще чей-то голос.
Мы поняли, что спектакль будет непростым испытанием.
Умостившись рядом с пальто (по-змеиному извиваясь и затягивая время — а вдруг я передумаю садиться?.. — оно все-таки переползло на отдаленный подлокотник), я попыталась сосредоточиться на сцене. Двоюродные сестры, бывшие жительницы Бобруйска, потерявшие всех родных в Холокосте, пытаются воссоздать свой мир, удерживая традиции и словечки, держа в повиновении взрослых детей, надеясь на возрождение рода… Знакомые темы, малобюджетная постановка, текст, не поднявшийся до, скажем, трагикомических высот «Бердичева» Фридриха Горенштейна, «антрепризная» игра актеров. Ахеджакова делает все, что может, но…
— Ну что она делает? — это голос справа. — Что это за невесту она выбрала? И в Москву еще привезла.
— Нет, ты видела такую невесту? Вот увидишь, сын такую невесту отправит обратно, — это реплика с места через одно от меня, но слышно просто поразительно хорошо.
Добравшись таким образом до «климакса» пьесы и успешно его предсказав, дамы на некоторое время отвлеклись от сцены и принялись искать в сумках конфетки. Это совпало с репликой «Надо покушать».
Пьеса шла без антракта, а потому у соседок справа возникали все новые потребности: они привставали и обменивались чем-то, обдавая меня запахом модных полвека назад духов и залежавшейся в шкафу одежды; снимали обувь на липучке, и отчаянный треск микроскопических крючечков, выдирающихся из микроскопических петелек, заглушал диалог на сцене; и, конечно же, они неумолчно комментировали события на сцене с той же серьезностью и вовлеченностью, с тем же ощущением причастности и присутствия, с каким обсуждаются и телесериалы, и жизненные коллизии на скамейках вдоль дощатого настила, известного всему миру как «брайтонский бордвок».
Эти женщины, наполнившие зал, давным-давно уехали из Бердичева и Бобруйска, из Москвы и Одессы, но видоизменяющийся уклад жизни не изменил их. Они смотрели на сцену, как в зеркало, и нам, представителям младших поколений, нечего было делать на этом спектакле. Мы ведь оцениваем его по критериям художественным, ища что-то большее, чем правду жизни. Конечно, можно возмутиться всему этому, как и тому, что спектакль предложил всего-то слепок их собственных жизней. Но женщинам этим, вынесшим из великой войны ранние воспоминания о голоде, о том, что еврей всегда под прицелом, о том, что жизнь могут отобрать в любую минуту, атмосфера на сцене могла показаться художественным подтверждением права на собственный опыт. И тогда спектакль имеет право на существование.
* «Мой внук Вениамин», Tribeca Performing Arts Center, автор пьесы: Людмила Улицкая;
режиссер: Марфа Горвиц.
[quote]Эти женщины, наполнившие зал, давным-давно уехали из Бердичева и Бобруйска, из Москвы и Одессы, но видоизменяющийся уклад жизни не изменил их.[/quote]И через океан, в Ганновере,всё то же самое! Грустно, честное слово.Автору — искреннее спасибо!