Русско-немецкий интернет-журнал inter-focus.de Русско-немецкий информационно-аналитический и литературно-художественный журнал
Связанные статьи
«В переводе Павла Грушко», — читала я мелкий шрифт под любимыми мной стихами. Или так: «Либретто Павла Грушко» – это на афишах. Он представлялся мне таким же далеким, как и переводимые им испанцы и латиноамериканцы, но вот он, оказывается, выступает в Манхэттене, практически за углом от меня!
Организованная Пушкинским обществом Америки встреча проходит в помещении Национального писательского союза Америки. Это вполне закономерно и логично: Пушкинское общество давно работает над объединением двух культур, и кто же, как не переводчик, действительно проникает в культуру другого народа, другого языка и создает некое общее пространство.
Итак, еду! Что бы взять для автографа?.. Диск «Звезды и Смерти Хоакина Мурьеты», конечно! Любимая, до ноты, до единой реплики знакомая наизусть рок-опера, глоток другого мира, другой культуры, интеллектуальный пир в голодные 80-е. Нет, лучше переводы Лорки и Неруды – ведь это Грушко принес их русскоязычному читателю почти на блюдечке с голубой каемочкой… Снимаю с полки сборник и отправляюсь в Мидтаун.
Переводчикам редко достаются лавры. Их имена не помнят – разве что это Цветаева или, скажем, Пастернак. Но с Грушко сложилось иначе. Его переводы настолько самодостаточны и в то же время уважительны к авторской индивидуальности, что имя переводчика запоминается надолго. Ученик Овадия Савича, Вильгельма Левика и Арсения Тарковского -– Павел Грушко начал переводить испанскую поэзию еще в шестидесятых годах прошлого века и занял достойное, ведущее место среди русских испанистов. В недавнем прошлом Павел Грушко — руководитель творческих семинаров в Литературном институте им. М. Горького и в Московском университете им. М. Ломоносова, один из учредителей и вице-президент Ассоциации испанистов России, лауреат российской премии «Мастер» Гильдии переводчиков художественной литературы, обладатель Золотой медали Альберико Сала за 1994 г. в жанре поэзии (Италия).
П. Грушко очень непосредственно общается со зрителями.
Его программа «Третья сторона листа: стихи и то, что за ними» не ограничилась переводами. Еще один любимый поэтом жанр – это либретто в стихах, «театр стиходействия», как говорит он сам… Его пьеса-либретто по мотивам драматической кантаты Пабло Неруды «Звезда и Смерть Хоакина Мурьеты», например, выдержала около 1500 представлений в московском театре «Ленком», стала кинофильмом и многими аудиоальбомами. А еще у него вышли четыре книги стихотворений: «Заброшенный сад», «Обнять кролика», «Между Я и Явью» и «Свобода слов». В 2008 г. опубликована антология его пьес-либретто «Театр в стихах», а совсем недавно вышла антология переводов испанских поэтов – «Облачение теней».
— Я считаю себя в литературе практиком, боевиком, — говорит Павел Моисеевич, уклоняясь от теоретических дискуссий. И все же не выдерживает и пускается в объяснение своих переводческих принципов:
— Я – человек текста. Перевожу не слова, а суть. Перевод – это трюк, своего рода «ловкость рук и никакого мошенничества». Русский стих поразительно гостеприимен к инородной поэзии, но надо переводить так, чтобы оставался запах иноземного плода, иначе получится одна «клюква».
После выступления: зрители задают мэтру вопросы.
И ему это, надо сказать, удавалось всегда. От барокко до модерна, от Каталонии до Чили – «безуминка» экзотического для русской поэзии ритма остается в переводах, несмотря на переход из силлабической в силлабо-тоническую систему.
— А что же театр? Ваши либретто?
— Здесь важно действие, а не поэтические выверты. Поэзия в театре, как сказал Элиот, — слуга драматургии, она – для продвижения действия.
Одно из стихотворных либретто, по булгаковскому роману «Мастер и Маргарита», «Было или не было…», вышло отдельной книгой, и поэт читает отрывки, иногда останавливаясь и напоминая слушателям соответствующую сцену в романе. Удивительно – эта встреча напоминает доверительную беседу. Павел Моисеевич обращается к слушателю как к равному, подготовленному и внимательному собеседнику.
Итак, театр, переводы… и собственные стихи, конечно. Он читает, останавливаясь, отмечая удачные рифмы:
— Переводы из великих помогают понять, что такое поэзия… В переводах великих есть огромные подсказки о том, как надо писать. За рифмованными стихами приходят верлибры — компактные, афористичные:
— У свободного стиха есть, как я называю его, вертикальный размер, его задает первая строка. И конечно, верлибры должны быть компактными, не длинными, иначе это скучные, необузданные потоки сознания.
За лирикой следуют стихи о стихах, потом – переведенные с испанского поговорки и пословицы. Он по-детски радуется тому, что кажется ему удачным, смакует одностишия и, кажется, получает истинное удовольствие от всего процесса. Раздача автографов длится долго: Грушко обстоятельно расспрашивает каждого, надписывает книги и диски не формально, а с выдумкой – кому цитату, кому приглашение дружить. Такой интерес к людям подделать нельзя, он абсолютно настоящий.
Павел Грушко: неразлучный помощник переводчика и поэта лэптоп.
Потом мы ужинаем в марокканском ресторанчике, причем Павел Моисеевич обращается к официантке на испанском, и она оказывается никакой не марокканкой, а родом из Бразилии, ведь испанский очень близок к португальскому. Следует пояснение: «Может, потому я и не говорю на английском, что в Америке испанский – это второй язык, и всегда найдется кто-нибудь, кто говорит на нем».
Павел Моисеевич продолжает рассказывать – о переводах современных американских поэтов Ричарда Уилбера и Хауарда Немерова, о переезде в Бостон в 2001 году, о нечастых визитах в родную Москву (он родился на самом-то деле в Одессе, но покинул ее в возрасте двух недель), о Кубе в дни Карибского кризиса (во время съемок калатозовского фильма «Я — Куба»), о Неруде (он перевел 12 книг Неруды, они тоже изданы отдельным сборником), o Захарове, о Рейне. И снова о «Мурьете», — он читает на память отрывки из этой своей пьесы в стихах по мотивам Неруды скороговоркой:
«Здесь крыши и груши мокры от дождя, и по склонам / бредут виноградники, пахнет душицей, жасмином…», — и музыка этой поэзии колышет воздух полутемного ресторанчика, и вздыхают в такт далекие Кордильеры, открывшиеся русскому поэту.
Он щедр и обстоятелен в общении – делится историями, мастерством, замечаниями и даже снами. Он пишет книгу воспоминаний, но стихи его – это пометки на полях, вехи, свидетели долгой, богатой событиями и впечатлениями жизни.
Галина Ицкович (Нью-Йорк), фото автора.
