Русско-немецкий интернет-журнал inter-focus.de Русско-немецкий информационно-аналитический и литературно-художественный журнал
Связанные статьи
Мифы сохранили память о легендарном племени женщин-воительниц – амазонках. Подруги, супруги, музы и вдохновительницы бурных гениев – немецких романтиков, эти женщины рубежа ХVIII-XIX вв. тоже были воительницами, но сражались они не против, а вместе, рядом с мужчинами. Одной из таких амазонок – если не первой! – была старшая и любимая дочь Мозеса Мендельсона.
Первые плоды еврейской эмансипации
Какими ветрами занесло честную еврейскую девушку в стан романтиков? Лаконичный ответ: ветрами Просвещения, Французской революции и еврейской Хаскалы, но пояснить нелишне. Последствия эмансипации евреев в Германии нигде, пожалуй, не проявились столь наглядно как в судьбах молодых образованных женщин из состоятельных семей. К этому времени роль женщины в обществе если и не изменилась кардинально, то вдруг обнаружилось, что она не только домохозяйка, хранительница семейного очага и супружеского ложа, но её отличают и особая восприимчивость, и впечатлительность, и душевная тонкость, и открытость прекрасному и новому. Немецкие романтики, заявившие о себе в конце ХVIII века, утверждали, что женское чувство стоит ближе к бесконечному и Божественному, нежели мужское, они провозгласили Вечную Женственность Душой Мира.
Еврейские девушки и молодые женщины, вкусив плодов Просвещения, приобщившись к сочинениям Лессинга, Гёте, Шиллера, открыли новые миры и стали тяготиться патриархальным укладом жизни их отцов и дедов.
В богатых еврейских домах Берлина на рубеже веков образовались «кружки для чтения» и появились первые литературно-художественные салоны, попасть в которые почиталось за честь. Среди тех, кто задавал в них тон, была дочь известного философа Мендельсона.
Вхождение в самостоятельную жизнь
Имя Брендель, полученное при рождении, она отвергла уже в отрочестве как неэстетичное. Для всех она раз и навсегда стала Доротеей. Будучи нрава независимого, девятнадцатилетняя девушка тем не менее не восстала против желания родителей видеть её женой Симона Фейта, богатого молодого купца из хорошей семьи. Её замужняя подруга, Генриетта Герц, в своих воспоминаниях пишет, что после свадьбы было заметно: Доротея счастья не обрела. Но пошли дети. Из четырёх в живых осталось два сына, к которым она была очень привязана. Оба впоследствии станут художниками.
Постоянно занятый делами Фейт был рад тому, что по четвергам в его доме собирается общество, приятное его образованной жене, гордился тем, что она играет роль первой скрипки. Сам он держался в тени, хотя Гёте удостоил его знакомством. Рядом с Доротеей почти всегда была её сестра Генриетта и две подруги – Генриетта Герц, жена известного врача, и Рахель Левин. Вместе они образуют в 1787 году «Лигу добродетели» (Tugenbund), где реализуется один из лозунгов французской революции – братство! Символом тайного сообщества был знак Солнца. Их тесный дружеский союз, где все были на «ты», и впрямь некоторое время был братством, держался он во многом на энтузиазме Доротеи и Генриетты Герц.
В «Лигу» входили молодой философ Фихте, ещё не успевший восстать против Канта, братья Гумбольдты, с которыми Доротея познакомилась в девичестве в отцовском доме, теолог и философ-кантианец Шлейермахер, поэт-романтик Людвиг Тик, будущая жена Вильгельма фон Гумбольдта – Каролина фон Дахерёден. Они образовали костяк кружка. Собирались ближе к вечеру. Разговоры велись о литературе, театре, музыке и философии. Читали стихи, музицировали, по ролям разыгрывали пьесы. Здесь возможно было говорить о Вольтере по-французски, о Данте по-итальянски. Но более всего разговоров и споров велось о немецкой литературе. Главной темой был Гёте, предмет их поклонения.
Доротея блистала умом, но не красотой. Её брак с Фейтом давно превратился в привычку, а между тем в этой несколько громоздкой нескладной женщине дремали страсти. Они проснулись, когда Доротея познакомилась с Фридрихом фон Шлегелем, одним из двух братьев-филологов, родоначальников и теоретиков немецкого романтизма, которых общее мнение оценивало так: старший Вильгельм Август – талант, но не гений, Фридрих – гений, но не талант. Вскоре она и гений стали неразлучны. Фридрих был младше её на семь лет, но это их не остановило. Их бурный роман столь же бурно обсуждался в берлинском обществе, и только Симон Фейт пребывал в счастливом неведении.
Духовное пробуждение
Вместе с любовью в Доротее открылись миры иные, которые как бы дремали на дне сознания этой одарённой женщины. Это заметил и оценил прежде всего её молодой возлюбленный. Удивительно, как этот молодой человек понял натуру Доротеи: «Обычная суета толпы настолько тебе безразлична, что ты редко вспоминаешь об этом своём безразличии – оно едва ли существует для тебя». Всё, что он вычитывает в её душе, Фридрих спешит донести до неё, он раскрывает ей глаза на самоё себя, как бы подготовляя к решающему шагу, который скоро последует.
Роман «Люцинда» и его последствия
Фридрих Шлегель, нашедший себя в любви, заканчивает и издаёт роман «Люцинда» (1799), в котором скандализованные читатели тотчас узнали историю отношений автора и дочери почитаемого Мозеса Мендельсона. Если даже «шалун» Гейне назовёт роман годы спустя «романтически-беспутным», не трудно представить чувства, которые испытали почтенные бюргеры, перелистав эту книгу. Трактовка героини романа в учебнике времён моей студенческой юности очень походила на приговор, который в ту же пору вынес Жданов Анне Ахматовой: смесь монахини и блудницы.
А вот В.М. Жирмунский назвал «Люцинду» замечательной книгой. «Неистовый эротизм» романа, который ужаснул многих (сегодня он кажется старомодным, как само целомудрие), молодой филолог трактует как проявление мистической любви, в которой радость чувства и есть великая святыня. Вопреки общему мнению о том, что Шлегель – разрушитель семейных основ (ведь он увёл чужую жену), в романе он прославляет брак, но брак, основанный на любви, на единении душ.
И хотя многие знакомцы после скандала в семействе Фейтов отвернулись от Доротеи и Фридриха, романтик Шлейермахер, завсегдатай салона Генриетты Герц, анонимно опубликовал положительную рецензию о романе «Люцинда», где писал: «Как можно говорить о том, что здесь не хватает поэзии, когда здесь столько любви. Через любовь это произведение становится не только поэтичным, но также религиозным и нравственным».
Любовь одолевает предрассудки, даёт силы, и Доротея решается на смелый шаг. После выхода «Люцинды» она покидает богатый дом мужа и следует за своим возлюбленным вначале в Йену, затем в Париж и Кёльн. Её ждёт десять лет скитаний, бездомная, безбытная жизнь, безденежье, но она ни разу не пожалела о содеянном.
В гнезде романтиков первого призыва
В Йене Доротея оказалась в центре романтического содружества, которое получило название йенской школы. Университетский город Йена находился по соседству со столицей немецкой культуры Веймаром, где жили в ту пору Гёте, Гердер и Виланд. В Йене создавалась новая литература (её творцы – Новалис, Людвиг Тик, братья Шлегели), новая философия (Шеллинг, Шлейермахер). Здесь пародировали, много смеялись и забавлялись, царил весёлый дух игры – карнавальность, «фестивальность». Здесь формировался и новый тип человеческих отношений. Душой кружка была Каролина, жена Августа Шлегеля.
Каролина встретила Доротею, к огорчению последней, весьма прохладно. Похоже, она не хотела делить с ней роль музы и вдохновительницы романтиков. В отличие от Каролины Доротея много писала. Именно здесь в Йене написан ею роман «Флорентин», в котором она явно следовала «Вильгельму Мейстеру» Гёте.
Доротея была среди пионеров романтического движения, которые формировали его эстетику. «Люцинда» и «Флорентин» – это первые опыты романтического романа. Её мечта осуществилась: она оказалась среди пролагателей троп. А так как романтизм в Германии не был только литературным фактом, но стал новой формой чувствования, чуть ли не новым образом жизни, то становится понятно и стремление Доротеи устроить жизнь сообразно с этими новыми принципами. В борьбе за право на самовыражение она пошла до конца, не боясь осуждения, игнорируя не только предрассудки, но и то, что принято называть здравым смыслом.
И Каролина, и Доротея вносили в йенский кружок дух непосредственности, «опрощения», не позволяя мужчинам навсегда унестись в заоблачные выси. Они не «заземляли» их на быте, но побуждали слушать пульс времени. В этом содружестве, где впервые заговорили о синтезе искусств, где началось сращение поэзии с философией, они осуществляли синтез культуры с жизнью. Лишенные предрассудков, они были открыты новым веяниям. Они были подругами и союзницами своих мужей, а не безгласными служанками и наложницами, как было принято в немецких и не только в немецких семьях того времени.
Первый год нового столетия оказался катастрофическим для содружества. Скоропостижно ушёл из жизни 28-летний Новалис, творец голубого цветка. А затем Каролина Шлегель влюбилась в молодого философа фон Шеллинга, недавно поселившегося в Иене и вошедшего в их круг, и оставила мужа. Тот в своё время женился на ней по страстной любви, она – из чувства благодарности и долга. Теперь эти чувства умолкли, отступили перед половодьем любви. Фридрих и Доротея приняли сторону Августа Шлегеля. Вскоре оба брата покинули Йену.
Дорогой скитаний
Годы пребывания в Париже (1802-04) и в Кёльне (1804-08) были одновременно и трудны, и радостны, а главное – плодотворны. Симон Фейт отпустил сыновей в Париж к матери и содержал их, не забывая Доротею. При этом он дал ей развод и потребовал официального оформления брака, в противном случае мальчики должны были вернуться в Берлин. Между тем, они делают большие успехи, в школе ими не нахвалятся, и Доротея счастлива. Она переходит в протестанство и в 1804 году становится официальной женой Шлегеля. Годы в Париже были лучшим периодом в её жизни с ним.
Правда, Фридриху и здесь, как и в Йене, не удалось получить кафедру. Философы и впрямь не «добытчики», хотя бездельником Шлегеля не назовёшь. Он издаёт журнал «Европа» (выходит во Франкфурте), где публикует свои путевые заметки о Франции и многочисленные статьи о живописи, о старинных итальянских и нидерландских мастерах. Он читает лекции по истории древней и новой литературы для небольшого круга учеников частным порядком. Это не университетские курсы с их «учёностью», они дают возможность слушателям думать и переживать вместе с лектором. Доротея сопереживала вместе со всеми.
Шлегель задумал издать сочинения Лессинга, в том числе и не публиковавшиеся. Колоссальную работу по подготовке томов к выходу провела Доротея, ребёнком видевшая Лессинга в доме отца. Она принимала самое активное участие во всех издательских начинаниях мужа, при этом и сама отдавалась творчеству. Сборник её лирических стихов был издан анонимно. Доротея трудилась как литературный негр: для заработка она написала, пользуясь французскими источниками, многостраничную историю Орлеанской девы, историю Маргариты Валуа, жены будущего короля Генриха IV, и вариации на темы рыцарских романов. Эти сочинения, как и бесчисленные журнальные статьи, рецензии и обзоры музыкальной и театральной жизни Парижа Доротея публиковала под именем мужа или анонимно.
Их парижская квартира на улице Клиши всегда была открыта для друзей, их дом даже называли «шлегелевской гостиницей». Интенсивное духовное общение приносило радость всем, оно и заменяло достаток. Гости из Кёльна, братья Буассере, в юности с восторгом читали «Федона», им и не снилось, что когда-нибудь их будет принимать у себя дочь самого Мендельсона. Они смотрели на неё с почтением и обожанием, с ними посещала она Оперу и концерты, поскольку Шлегель проводил вечера за письменным столом. Его имя открыло перед супругами двери домов многих парижских интеллектуалов.
А в Кёльне Доротея почувствовала себя бесконечно одинокой, в письмах то и дело всплывает это горькое слово: «Если бы вы только знали, в каком одиночестве я живу». Подступили болезни. В святом граде Кёльне, в этом «немецком Риме» евреев днём с огнём не найти, да и на протестантов смотрят косо, потому круг общения Доротеи непривычно узок. Друзья юности далеко. Сыновья вернулись в Берлин. Фридрих в делах житейских непрактичен и безалаберен. Денег катастрофически не хватает. Он не знает, откуда они берутся. Богатые братья Йозеф и Авраам (их банкирский дом – один из крупнейших в Берлине) от неё отступились сразу после её ухода из дома Фейта. Выручали друзья. В одном из писем к подруге она просит прислать, сколько та может, сколько не жаль, ибо вернуть она вряд ли сумеет.
Культурная жизнь Кёльна не идёт ни в какое сравнение с парижской, а что сказать о литературной – её просто нет. Шлегель теперь увлечён готикой. То и дело он пакует чемодан и уезжает в прирейнские города, в Бельгию и Голландию, сопровождая друзей – братьев Буассере, где тем удаётся приобретать задёшево настоящие шедевры старинной живописи для своей коллекции. Братья Буассере – католики, быть может, потому они особенно восприимчивы к сакральному искусству.
Каждый раз Доротея с нетерпением ждёт их возвращения. Других знакомых здесь у неё нет. Эгоизм мужа её больно ранит. Она чувствует себя старой, измочаленной. Никогда она не была в такой бедности, в таком одиночестве, в таком отчаянии. Но никогда она не будет столь творчески продуктивна, как сейчас.
Творческая работа Доротеи в Кёльне не знает перерывов. Здесь созданы её лучшие переводы и переработки. Она переводит Кальдерона и Сервантеса. Продвигается и пьеса, которую она пишет совместно со Шлегелем. Она делает переводы для собрания средневековых поэтов, которое задумали издать братья Буассере.
В романтических кругах Доротея известна, её ценят. С её мнением считаются романтики «второго призыва» (так называемая гейдельбергская школа). Один из них, Клеменс Брентано, именно ей доверяет в письмах самые сокровенные мысли об искусстве.
Здесь, в Кёльне, в 1808 году, накануне переезда в Вену, где Шлегелю наконец предложили место секретаря при дипломатической миссии, Доротея вслед за мужем переходит в католичество. Одновременно она обращает в католичество обоих сыновей. Этот шаг повергнет в недоумение и отдалит от них родственников Фридриха (все они были протестантами) и многих берлинских и йенских друзей. Он приведёт к полному разрыву с Гёте, которому ещё десять лет назад они курили фимиам.
Фридрих Шлегель перешёл в католичество по убеждению. Доротея скорее всего продемонстрировала верность мужу. В этой области трудно установить истину. «Искусство перетянуло меня к католичеству» – эти слова на разные лады варьируются в её письмах. Других объяснений нет.
Жизнь покатилась под горку…
Доротея прожила в Вене последние двадцать лет своей жизни почти безвыездно. Лишь в 1818 году, после того как Фридрих отбыл по службе во Франкфурт на неопределёное время (их разлука продлится три года), она предприняла длительное путешествие в Италию, в Рим, где учились живописи её сыновья. Они принадлежали к кругу немецких художников-«назарейцев», куда в ту пору входили Овербек, Корнелиус, Вильгельм Шадов – сын известного скульптора. Несколько позже к ним примкнёт и Мориц Оппенгейм. Все они жили на вилле, принадлежащей очень модной в ту пору художнице Анжелике Кауфман.
Именно в Италии переживает она счастливейшие дни. Её Фридрих вернулся, весной 1819 года он приехал к ней. Её сыновья отнеслись к нему дружественно, да и все «назарейцы» почли за честь принимать самого Шлегеля. Сын Филипп повёз их в Неаполь, Помпеи. Целый месяц совместной жизни в Риме! Её бурное чувство к мужу улеглось. Он в свою очередь понял, что она – единственный человек, на кого он может положиться. Их переполняют глубокие дружеские чувства друг к другу. После двадцати лет брака она ясно видит сильные стороны и слабости супруга. Она по-прежнему восхищается им, но знает, в чём она его превосходит. В отличие от Фридриха, который в свои пятьдесят витает в облаках, она обеими ногами стоит на земле, неизменно руководствуясь стремлением осуществить самое себя, «прорваться». «Доротея производит более значительное впечатление, нежели её муж, – это отмечали их общие знакомцы в Вене, – супруги являют собой полный контраст: насколько Доротея светла и солнечна, настолько мрачен толстый Фридрих».
Ровно через десять лет Фридрих скоропостижно уйдёт из жизни. В январе 1829 года в Дрездене, где он был принят при дворе, а главное – почти ежедневно встречался с другом молодости Людвигом Тиком, он умирает от удара. Доротея пережила мужа на десять лет, она провела их в Вене.
В 1829 году еврейские общины Германии широко отмечали столетие со дня рождения Мозеса Мендельсона. Казалось бы, его многочисленные потомки должны были испытывать чувство гордости и единения в этот день. Но разность религиозных убеждений поселила рознь и отчуждение в семье. И если к переходу в протестантство здесь относились с пониманием, они почти все уже были лютеранами, то католичество – это перебор, а потому Доротея и её сыновья – чужаки. Христова притча о блудном сыне не сработала. Блудная дочь Мендельсона не получила прощения.
От прежнего круга никого не осталось. Даже бессмертный Олимпиец-Гёте оказался смертен. А теперь и его страстная почитательница Рахель Левин умерла. Кажется, ещё недавно она с подругой прогуливалась по родной Spandauerstraße в Берлине, и вот – Рахели нет. Осталась лишь её любимая подруга Jetti – Генриетта Герц. Царица берлинских салонов ныне часто хандрит, её письма полны жалоб. Доротея ей отвечает меланхолично: «Приходится смириться с тем, что мы подобны цветам и растениям, которые выполняют своё предназначение: процвести, доставить радость и — исчезнуть». Однако временами в ней вспыхивает прежний дух, тогда она пишет подруге: «Твой долг быть мужественной! Не позволяй унынию властвовать над собой».
Свой последний год она проводит в доме сына Филиппа во Франкфурте. И кто бы узнал в этой благообразной старушке, мирно дремлющей над своим вязаньем под звуки клавесина в окружении четырёх внучек, кто бы узнал в ней отважную амазонку немецкого романтизма?!
Тем не менее, когда сегодня заходит разговор о романтизме в Германии, без достижений которого немыслимы были бы ни Ницше, ни Вагнер, ни русский символизм, не следует забывать, что в первом ряду его зачинателей была и Доротея, дочь Мозеса Мендельсона.
Грета Ионкис (Кельн)
Профессор, доктор филологии, член Международного ПЕН-клуба.
