Все мы в той или иной мере пытаемся найти оправдание собственному существованию. Некоторым удается найти смысл жизни в детях. Кому с детьми не везет, те пытаются реализоваться в профессии. Но профессию надо еще правильно подобрать…
На поэтическом фестивале я познакомилась с финалисткой турнира поэтов И.С. Она сразу же протянула мне свою визитную карточку, на которой я прочитала: “Прозаик, поэт, автор 2200 стихотворений, редактор литературного альманаха, композитор, певица, заслуженная артистка России, кандидат социологических наук, член Союза писателей России, врач”. Надо сказать, что все ее заслуги и регалии были документально подтверждены. В частности, она действительно является профессиональным литератором, поскольку закончила литературный институт, о чем повествует ее стихотворение, посвященное Евгению Рейну:
В литературном институте
Есть класс один, не класс – музей,
В него ведут друзей маршруты.
В музее восседает Рейн
И давит нас авторитетом,
И давит личностью своей.
Спасибо Господу за это,
Что на земле поэт есть – Рейн.
Является она также и композитором и певицей. Ее клипы демонстрировались на разных телевизионных каналах. Один из клипов мне посчастливилось увидеть. В принципе, не хуже Анжелики Варум, но Анжелика Варум поет в трусиках, а И.С. уже из возраста пения в трусиках вышла, что серьезно ее песням вредит и не дает подняться до уровня Варум. То есть Варум в трусиках лучше И.С. в джинсах при прочих равных условиях. Проверить способности И.С. в социологии и медицине возможности не представилось, но что-то подсказывает мне, что и в этих областях она настоящий профессионал и, по крайней мере, значительно превосходит в них Варум с Агутиным вместе взятых.
Фестиваль прошел в июне, а недавно я поискала И.С. в интернете и обнаружила, что она является автором уже 2700 стихотворений. Если Гегель был прав, то количественные изменения должны перейти в качественные, а если нет, то у И.C. всегда остается возможность переключиться на врачевание. Трудно сказать, что безвреднее.
Двадцать лет русского языка
За те уже почти четырнадцать лет, что я живу в Америке, мои дети побывали на уроках не меньше десятка русских учителей. Когда моей дочери было лет восемь, одна учительница даже приезжала к нам домой. Однажды после урока она мне сказала:
— Мне надо с вами поговорить. Ваш ребенок меня поправляет. Учителя поправлять нельзя.
Я спросила:
— А в чем она вас поправляет?
— Сегодня я ей говорю: “Ты меня поняла?” А она: “Надо говорить “поняла”. Что это за безобразие?
— Но ведь и в самом деле надо говорить “поняла”.
— Вы знаете, я двадцать лет преподавала русский язык в Одессе и всегда говорила так, как говорю, и никто меня не поправлял.
— Но правильно-то “поняла”.
— Что значит – правильно? Может быть, можно и так и так.
— Нет, только “поняла”.
— То есть вы что, хотите сказать, что я, немолодой человек, опытный учитель, неправа, а ваш ребенок прав?
— В общем, да.
— И что же мне теперь делать?
— Не знаю… Может быть, ничего?
— Нет, я спрашиваю, что мне теперь, может, весь русский язык заново выучить?
— Ну, весь не надо. А это ударение можно и выучить.
— Ах, вот как! Ну, я вас поняла! Они меня будут учить по-русски говорить! До свидания!
И она ушла, бормоча:
— Двадцать лет в школе! Двадцать лет русского языка! Ударения у них, видите ли, не такие, как у всех.
И больше она к нам не приходила.
Вика и маникюрша
Перед нашим очередным отъездом из Питера раздался звонок.
— Здравствуйте, это вас беспокоит мама Дениса.
— Вы, наверно, не туда попали. Здесь нет никакого Дениса.
— Нет, вы меня неправильно поняли. Денис это муж Вики.
— Простите, но я и Вики не знаю.
— Ах, да нет, понимаете, Вика это двоюродная сестра Кати.
— Какой Кати?
— Ну, Кати, жены Сережи.
Я поняла, что звонит мама мужа двоюродной сестры жены моего однокурсника, который живет в Лос-Анджелесе.
— Так вот, понимаете, я бы хотела передать Вике посылочку.
— Понимаете, в чем дело, я лечу совсем в другой штат.
— Но ведь страна-то та же самая! А вы понимаете, у Викочки будет ребеночек, и я всего лишь хотела бы ей передать ползуночки для будущего ребеночка.
— Ну, хорошо. Давайте встретимся в метро. Но, кроме ползунков, я ничего не могу взять.
— Конечно, конечно, разве же я не понимаю!
В метро я ее сразу увидела. Она держала перед собой огромную коробку, завернутую в подарочную бумагу, с прилепленным сверху бантом. Я подошла и спросила:
— Что там?
Она улыбнулась и сказала:
— Там? Ползунки.
— А еще?
— Еще? Ну, еще чайник. Вы понимаете, у Викочки была любимая маникюрша, и, когда я с вами поговорила, я ей позвонила, а она очень хотела Викочке что-нибудь передать, и она ей передала чайник, а ползуночки я положила в чайник.
Я взяла коробку, и до вечера мой муж таскал ее в рюкзаке, ходя по городу. К тому времени, как мы привезли коробку в Колорадо, бант с нее отвалился, а подарочная бумага разорвалась в клочья. Но мы ее отправили в Лос-Анджелес. И теперь у Вики в Лос-Анджелесе есть чайник. И ползунки.
Я по сей день не знакома с Викой, но уверена, что она очень хороший человек, раз ее так любила даже маникюрша.
Учительница из Могилева
В финал турнира прозы литературного фестиваля вышла учительница литературы из Могилева. В Лондоне она удивлялась всему.
— Какое страшное место – Гэтвик! Сплошные арабы, звери и негры!
— По-английски очень трудно говорить! Я и знаю-то всего две фразы: “хау ду ю ду” и “фэйсом об тэйбл”.
— Я так боюсь арабов. Вчера один разлегся у меня на кровати и не уходит!
— А как он к тебе в номер попал?
— Что значит – как? Я его пригласила.
В целом ей в Лондоне понравилось.
— Мне в школе говорили: не езди. Это евреи деньги свои еврейские отмывают. А тут ничего, даже и не все евреи.
Она рассказывала нам, как трудно преподавать литературу современным детям.
— Они мне говорят, что у Татьяны был климакс. Я теряюсь, не знаю, что на это ответить. Ведь я им любовь к прекрасному пытаюсь привить, к Ахматовой, Цветаевой. Очень люблю из них ту, что с собой покончила, только путаю все время – которая.
На прощанье она всех угостила белорусским салом и сообщила:
— Завтра домой приеду, пойду в мэрию. Может, денег дадут за то, что я Белоруссию в Лондоне представляла.
И уехала в далекий загадочный город – Могилев…
Мы, женщины
На поэтическом фестивале ко мне подошла женщина и начала жать руку со словами:
— Спасибо, спасибо вам! Жаль, не помню, как вас зовут, но мне так понравились ваши стихи!
Я сказала:
— Да что вы!
— Да, да! Они мне так близки. Просто как будто я писала. Вот если бы я писала, я бы то же самое и написала. Но я не пишу. У меня другие дела. А вы вот молодец, не ленитесь. Не ленитесь – и пишете! А другие ленятся. Мне очень понравилось. Вы точно прочли мои мысли.
— А что же вам так понравилось?
— Как – что! Ваши феминистические стихи. Больше всего – феминистические.
— Феминистические? Но у меня не было никаких феминистических стихов.
— Как же не было! А вот это: “Даю, даю, даю!” Очень феминистическое! Очень было приятно. Жаль, не знаю вашего имени.
Напоследок сказала:
— Пишите еще про нас, про женщин. Чтоб все знали, какие мы!
И удалилась.
Наталья Резник. «Рассказики»
http://www.ozon.ru/context/detail/id/32885703/