ИГОРЬ ЕЛИСЕЕВ Родился в 1952 г. в г. Ростове-на-Дону. Окончил Пятигорский лингвистический университет, факультет испанского и английского языков. Издал 10 книг стихов и переводов, а также книгу «Перевалы Западного Кавказа» (описание туристских маршрутов, 2 издания). Главный редактор Международного литературно-художественного альманаха «Рукопись». Переводился на английский, чувашский, карачаевский, ингушский, болгарский, непали, польский и португальский языки.
В московском издательстве «ИНФРА-М» вышли в свет «Словарь аббревиатур испанского языка», впервые в России и «Словарь аббревиатур и акронимов русского языка». Лауреат Всероссийского конкурса «Неизвестные поэты России» в рамках проходившего в 2000 г. в Москве 67-го Всемирного конгресса ПЕН Клуба под эгидой ЮНЕСКО. Лауреат XI Артиады народов России в номинации «Литература. Лига мастеров. Гильдия профессионалов»; XIII Артиады – за цикл поэтических переводов с непальского и сербского языков. Обладатель Почетного диплома в связи с празднованием 200-летнего юбилея непальского поэта-пионера Бханубхакты Ачарьи и за активное участие в переводе непальских стихотворных форм и издание двуязычного сборника стихов, посвященного юбилею поэта. Член Петровской академии наук и искусств. Член редколлегии московского журнала «Литературные знакомства». Член Союза писателей России и Союза писателей Москвы с октября 1992 года. Есаул СКВРиЗ. Награжден медалями «За возрождение донского казачества» и «200 лет М.Ю. Лермонтову».
Медведь-шатун
Покуда смысла нет тебе лишаться сна,
укутанный со всех сторон подкожным жиром,
ты сладко так сопишь, ты в примиренье с миром,
и не нужны тебе ни звезды, ни весна.
Снега над головой, со всех сторон снега.
Но тёпел твой мирок от ровного дыханья,
и над сугробом сна – лишь пара колыханье,
и нету над тобой ни друга, ни врага.
Но что-то, как сова, взволнует сонный лес,
тебя разбудит вдруг неясная тревога,
и звезды хлынут вниз, и вспыхнет вдруг берлога
серебряным костром пронзивших наст небес.
И встанешь ты тогда во весь могучий рост
и, рев свой раскидав по лесу, как валежник,
пойдешь искать весну среди деревьев снежных,
сбивая головой сосульки звонких звезд.
* * *
Белесый туман выплывает из лога,
Сквозь тучи сочится лучистая мякоть.
Мне видится здесь присутствие Бога,
И в грустном восторге мне хочется плакать.
Мне хочется в рощах, наполненных светом,
Бродить, не ругаясь ни с кем и не споря,
Что мир этот создан великим поэтом,
И нет в нем ни капельки мрака и горя.
Лишь с этих высот – мира светлых окраин,
Где суть постигается жизни и тлена,
Я к вам возвращусь, примирен и раскаян,
Молясь о прощении нощно и денно.
И если меня вы услышите прежде,
Чем я отвлекусь на иные молитвы,
Поймете, что жил я все время в надежде
На то, что окончатся вечные битвы
Меж небом и адом, меж правдой и ложью,
Что некогда нас в этой жизни венчали,
И каждому будет по милости Божьей
Отпущено в меру любви и печали.
* * *
Если это любовь – эти редкие встречи,
нежелание знать, где сейчас ты и с кем
смотришь в небо, ведешь бесконечные речи
о любви и о вечности, – значит, я нем.
Если это любовь – ждать упорно, кто первый
позвонит и поделится мыслями вслух,
как гудят, исходя напряжением, нервы
от безжалостной ревности, – значит, я глух.
Если это любовь – затаиться в ухмылке
и смотреть, как влюбленный в обиде нелеп,
как смешон его взгляд, и смущенный и пылкий,
видеть страх и надежду в нем, – значит, я слеп.
Неужели и ты, как и все, вероломна,
и с тобою не сладят ни ангел, ни черт,
если смотришь мне в сердце из пропасти темной
и ни искры в глазах твоих? – Значит, я мертв.
* * *
Еще как будто и не выпит
цветущей липы дивный запах,
еще я вроде и не выбит
из колеи своей, и все ж
так мало мир меня тревожит
на всех его крутых этапах,
и каждый миг, что мною прожит,
не вызывает больше дрожь.
Дрожь не боязни – сладострастья,
когда я песню пел за песней
и задыхался – не от счастья, –
от веры в то, что есть оно,
и ты была такой запретной,
такой невинной и прелестной,
какой уже мне в жизни этой
тебя увидеть не дано.
Все те, кого мы так любили,
кто в нас влюблен был изначально,
полузабыты нами или
забыли нас, как бег минут.
И потому тебя люблю я
с такою мукой и печалью,
что Леты призрачные струи
во мне давно уже текут.
DE profundis*
Я еще не прощаюсь. Но где-то в глубинах любви
Зарождается слово и глухо, как будто сквозь стены,
Как незрелые ягоды – терпкие губы твои
Произносят неслышимо, может быть, «смерть» иль «измена».
Седина проросла из бессонниц твоих, летаргий.
Мне прощенья не выпить из этой серебряной чаши,
Куда слиты из двух совершенно различных стихий
Две судьбы, две такие похожие сущности наши.
Красным горьким вином свое новое платье залей.
Счастье ты обрела, не готова к такому уделу.
Только что я могу дать в конце этой жизни твоей
Все познавшей душе, твоему все узнавшему телу?
Я до звезд восходил по мечтаний моих дефиле
И оттуда, с небес, потерявший земную дорогу,
Я хотел донести свет любви моей всем на земле,
Только он оказался не нужен ни людям, ни Богу.
Между высью и бездной опять одиноко мечусь.
Я еще не прощаюсь – лишь воздух губами колышу.
И в ответ на молчанье мое из глубин твоих чувств,
Может, «жизнь» или, может, «любовь», задыхаясь, я слышу.
* «Из глубины… (взываю к Тебе, Господи)» – начальные слова молитвы.
* * *
Творить, оставаясь свободным,
Иного не надо поэтам.
Синь Цицзи
Когда и руки свяжут за спиной,
и цепь прикрутят к обручу на шее, –
добудь свободу, и любой ценой.
А что дороже воли и дешевле?
Когда придется жить тебе одной,
и пусто станет в сердце ли, в душе ли, –
добудь любовь свою любой ценой.
А что любви дороже… и дешевле?
И если голос – лопнувшей струной,
и горлом кровь, как у певцов издревле, –
ты песню жизни спой любой ценой.
А что дороже жизни… и дешевле?
Ровесницы
Мои ровесницы красивы,
как много осеней назад,
как на траве густой – росинки,
как тронутый морозцем сад.
Они, как память моя, юны,
вином их душ я напоён,
они прямы, как будто руны
среди затейливых письмён.
Мне лгать не надо им. Бесценен
их дар любой, совет любой.
И с каждым прожитым мгновеньем
я проникаюсь их судьбой.
Ничто так быстро не проходит,
как молодость. И лишь они
напоминают мне про годы
любви – Господь их сохрани!
Усталость
Я устал размышлять о себе,
горевать о своем бессилье
переделать что-то в судьбе
истязаемой вновь России.
Я устал терпеливо ждать,
что придет и ко мне однажды
запоздалая благодать –
утоленная жизни жажда.
Я устал притворяться злым,
в зеркала ваших душ уставясь.
Я устал напиваться в дым,
чтоб забыть про свою усталость.
* * *
Мы по жизни идем, задевая того и другого,
Произносим, напыжась, пустые и смутные речи,
Когда надо сказать то единственно верное слово,
От которого вспыхнут глаза
или вздрогнут в рыданиях плечи.
Мы боимся увидеть нутро свое в истинном свете,
Свою суть опасаемся выставить всем для обзора.
Почему же один я – другой, словно яростный ветер
Все одежды на мне разорвал – не избегнешь позора.
И до смертного часа играя ненужные роли,
В оптимизм бутафорский мы кутаем страх и бессилье.
И душа по ночам, в своем логове корчась от боли,
Все не может понять, почему ей обрезали крылья.
* * *
Благослови, душа моя,
любимую мою.
Она – воды живой струя,
текущая в раю.
Благослови, моя душа,
земные чудеса.
Пусть жизнь моя прошла, спеша,
но – глядя в небеса.
Душа моя, благослови
животных и людей
и чашу, полную любви,
в сердца людские влей.
Voilà!
Esto es la vida,
Или с’est la vie.
Никакой обиды,
Никакой любви.
Те же всюду лица,
Тот же их оскал.
Veni, vidi, vici
Или – проиграл.
В душу лезть повадясь,
Хая иль хваля,
Вопросят: “Quo vadis?”
Или: “Qui va là?”
Мы верны заботам,
Бродим, как во мгле,
Слыша лишь “Verboten!”
А не “S’il vous plаît”.
И никак не верим
Среди массы вер:
Tempus edax rerum.
Впрочем, тут que faire?
В радости и в горе,
Память натрудя,
Лишь “Memento mori”
Вспомним погодя.
Станет нам утратой
Небо иль земля.
Tertium non datur,
Так что – voilà!
Esto es la vida (исп.), с’est la vie (фр.) – такова жизнь
Veni, vidi, vici (лат.) – пришел, увидел, победил
Quo vadis? (лат.) – куда идешь?
Qui va là? (фр.) – стой! кто идет?
Verboten (нем.) – запрещено
S’il vous plаît (фр.) – пожалуйста
Tempus edax rerum (лат.) – время уничтожает все
Que faire? (фр.) – что поделаешь?
Memento mori (лат.) – помни о смерти
Tertium non datur (лат.) – третьего не дано
Voilà (фр.) – “вуаля!”, вот!
Пепел и алмаз
Малгожате
Смотрю на море… Легкий шепот
балтийских вод – как благостыня.
А за спиной сияет Сопот,
и справа – Гданьск, а слева – Гдыня.
Мне не найти единоверца.
Куда идти, к какой святыне?
Россия – справа, слева – сердце,
И я – ничей – посередине.
Сулят мне сумерки искусы,
и русый свет, и запах йода.
Закат янтарный, словно бусы,
висит на шее небосвода.
Я образ твой среди столетий
нашел на полотне «Экстаза»,
в колеблющемся звездном свете,
в лучах граненого алмаза.
Жизнь распадается на части,
но вижу я во тьме вселенной:
под пеплом отпылавшей страсти
блестит алмаз любви нетленной.
* * *
Не говори: «Остыла наша кровь…»
Не дока я в законах и порядках.
Из редких встреч и поцелуев кратких
не сложится великая любовь.
Мы будем жить, как жили до сих пор –
в метаниях, сомнениях, тревоге.
И будет вечно длиться этот спор
о разуме, о верности, о Боге.
Нам все равно друг друга не понять.
Признаюсь в чувствах я тебе опять,
ты встретишь их с холодною усмешкой:
«О русские! На кой вам черт душа?
Шагай себе по жизни не спеша,
лишь ставки делать на любовь не мешкай.
С удачею по крупному играй,
лови ее, хватай одежды край,
лупи ее, как кожаную грушу.
Все в мире этом – лишь продай-купи.
Продуешься, так сердце вновь скрепи
и заложи, кому придется, душу».
Я долго жил – побольше, чем друзья,
я лгал и предавал, судьбу разъяв
на мелкие, невидимые доли,
и плакал от стыда, а не от боли.
И только душу русскую свою
не продал и сейчас не продаю,
хоть вам она – как в горле рыбья кость…
Прости… Опять во мне былая злость
(не зря твердила ты: «Играй по крупной!»)
проснулась. Да, я, видно, как и ты,
устал от недоступности мечты.
Но разве ты все так же недоступна?
Поэт
Пусть этот мир несовершенен,
Пускай он – суета сует,
Пусть ото всех твоих свершений
Останется лишь звездный свет, –
Не сетуй. Это – словно миру
В глаза швырнуть песка щепоть.
Твою пророческую лиру
Тебе дал в руки Сам Господь.
Ни ненависти, ни боязни
Отныне знать не должен ты.
Вся жизнь твоя – безумный праздник,
Соитье славы и тщеты.
Толпе неведомо паренье
Над бездной истины. Истец
Не ты, но люди все – творенье
Твое, и ты – их душ творец.