Родился в 1954 году в Одессе. В 1962 году вместе с семьей переехал в Таллинн (Эстония). Журналист. Работал во многих русскоязычных газетах Эстонии, а также репортером еженедельной криминальной хроники на телевидении. В Германии с июля 2001 года. Живет в Ганновере. Входит в Объединение немецких журналистов и прессы (DPV e.V.), один из основателей Немецко-русского литературного общества «Die Faеhre / Паром». Автор четырех книг стихов и переводов: «Прерванный сон» (1996), «Знак совпадения» (2001), «Иные берега» (2008), «Закатный ветер» (2012).
* * *
Моя душа устала от невзгод.
Им нет числа, они из года в год
Преследуют меня, и нет просвета.
Осталось пулю в лоб себе пустить,
Прервать невыносимой жизни нить,
Уйти в тот край, где воды катит Лета.
Или бежать, уехать за моря,
Туда, где над хребтами гор горят
Бесчисленные звездные лампады.
Где город, возлежащий на холмах,
Белеет, отряхнув столетий прах,
И время спит под сенью колоннады.
Решенья нет, и буду я опять
Бессонницами ночи измерять
И в тишине своим давиться криком.
От маеты моей схожу с ума,
И щерятся соседние дома —
Я пленник в окруженье их безликом.
Tallinn, 19.05.97
ПИЛИГРИМЫ
Надеваем привычные маски,
Незаметны в снующей толпе,
Жизнь скупа на удачи и ласки
И глуха к самой страстной мольбе.
Пилигримы, мы бродим по свету
В вечном поиске доли иной,
На дорогах встречаем рассветы,
Наши спутники — холод и зной.
Воронье черной тучей над полем,
Где роса, как слеза, на траве,
Мы сдружились с печалью и горем
И с невзгодами в близком родстве.
Мы бескрайние видим просторы,
Рек изгибы и гор крутизну,
Струн гитарных сладки переборы
В час, когда мы отходим ко сну.
Непоседы, душа не приемлет
Жизни сытой, и чужд нам уют.
Открываем мы новые земли,
И о нас менестрели поют.
Tallinn, 05.06.97
ГРОТЕСК
М. Т.
В вытертой местами черной паре
Старый тенор, праздный и хмельной,
В ресторанном гаме и угаре
К грязной скатерти клонится головой.
Музыкант, известный повсеместно, —
Он играл в престижных кабаках,
Спился и сидит теперь без места,
Щеголяет в драных башмаках.
Все плывет, оркестр играет танго,
Не расслышать в разговоре слов.
Пьяный критик подступает с фланга,
Мутным взглядом поводя из-под очков.
Спит конферансье в мясном салате,
Хрюкает, пускает пузыри,
Рядом примадонна в мятом платье,
Чьи аншлаги в прошлое ушли.
Здесь приют для сломленных, усталых,
Разменявших свой последний грош.
След распада на щеках их впалых,
Скатертей края в разводах алых, —
Зрелища печальней не найдешь.
13.07.97
* * *
Н. К.
Нести свой крест, хрипя и стиснув зубы,
До дней последних мы обречены,
Тяжелый крест из древесины грубой,
Не возроптав, не разогнув спины.
Плюют в лицо, швыряют камни в темя,
На ребрах мясо сбито до кости,
Сколь ни целебно, не излечит время
Того, кто обречен свой крест нести.
Tallinn, 23.09.97
* * *
Не проси лучшей доли у Бога.
Даровать Он не сможет, увы,
Замка с челядью вместо острога,
Слитков золота вместо сумы.
Князь, пронзенный стрелой татарвы,
И старуха, сожженная в Клоога*,
Избежать приговора судьбы
Не смогли — их печальна дорога.
Кости брошены — «чет» или «нечет»,
И, коль выпал ужасный конец,
Не кричи, не ропщи, человече, —
Принимай в грудь смертельный свинец,
Возлагай крест страданий на плечи,
А на темя — терновый венец.
Tallinn, 05.02.99.
* Клоога — концентрационный лагерь неподалеку от Таллинна
во время Второй мировой войны
ТАК ЗДЕСЬ ВСЕГДА
И так всегда здесь – эти их красные рожи в подъезде –
Погромщиков слободских и мясников Охотного ряда.
Средь шума большого города, а особо – в предместье.
В полуденный липкий зной и под шорох сухой листопада.
Поспешно продравшись через ряд их гадливых ухмылок,
Я чувствую себя совсем никому не нужным и лишним.
И странный запах всегда здесь – трески и прелых опилок,
И чье-то сморщенное лицо в окне на этаже нижнем.
Tallinn, 28.12.99
* * *
Душа мертва. Утихла боль тупая.
Вползает, корчась, в комнату рассвет.
Дождь бьется об асфальт, с него смывая
В числе других мой одинокий след.
Я мокрый плащ повесил в коридоре,
Войдя в свой дом, который потерял.
Душа мертва и не саднит от горя,
И дальний путь лежит через вокзал.
Вокзальный сумрак. Вечное мельканье
Лиц незнакомых, грохот поездов,
И миг неотвратимый расставанья
Приблизился, перехватил дыханье,
Вбивая в глотку рвань прощальных слов.
Tallinn, 19.08.2000
ГАННОВЕРСКИЙ ЭТЮД
Его дворов тягучая неспешность,
Духмяный, пряный парковый настой,
И беззатейливость, и безутешность
Неясных сновидений в час ночной.
Разноязыкость крошечных базаров,
На пестром Крёпке* шумный Вавилон,
И в час закатный тысячи пожаров
В оконных рамах, и вечерний звон
Церквей окрестных. Торжество фонтанов
Над мрамором фигур псевдо антик,
И ежики зеленые каштанов
Над черепичностью его кварталов,
И грядки поливающий старик.
Таков Ганновер. Смесь Европы с миром
Всем остальным. Ряд островерхих крыш.
Познали в прошлом Лондон и Париж
Величие рожденных здесь кумиров.**
Но все проходит. Догорает день,
Похожий, как две капли, на другие.
На штёкенские*** улочки кривые
Неспешно наплывает ночи тень.
Hannover, 01.08.2001
* Крёпке – ганноверский City;
** Имеется в виду баварско-саксонская династия живущих и поныне в Ганновере герцогов Вельфов, предки которых в XVIII – XIX веках самодержавно правили Англией и были организаторами и идейными вдохновителями небезызвестного Священного союза;
*** Штёкен – один из городских районов.
ЖАЖДА ШТОРМА
А он, мятежный, ищет бури…»
М. Ю. Лермонтов
Спасенья нет от этих вечных бабок,
Они, увы, не кормят голубей
И не гуляют в парке, где так сладок
Прозрачный воздух в глубине аллей.
О нет, они из сумрака квартиры
Следят за всем, творящимся вокруг,
Уверен, точки нет на карте мира,
Свободной от назойливых старух.
Вот я сижу один в пустой квартире,
Едва дыша, как мышь в чужом углу,
Боюсь и воду слить в своем сортире,
И хлипкой доской скрипнуть на полу.
Перечитал недавно книгу Хармса:
Там пачками старухи из окон
Вниз выпадают – торжество баланса
Над хаосом плюс пышность похорон.
Хармс хулиган, а если без фантазий,
За это схлопотать здесь можно срок
И, стиснув зубы, нужно ждать оказий, —
Вдруг рухнет на старушку потолок
Иль наводненье подойдет лихое
И смоет разом старых гарпий сонм,
Устроит шторм, тайфун вполне устроит, —
Я жду, я ожидание сплошное,
Как будто в ожиданьях есть резон.
Hannover, 26.09.2001
* * *
Чего я стою здесь,
в чужой стране,
не зная языка ее и нравов,
здесь издревле царящих?
Свет в окне
соседнем гаснет. Горькая отрава
сомнений разъедает душу мне.
Зачем сюда приехал я?
В каком
родстве я с этим местом незнакомым,
каким здесь прокормлюсь я ремеслом?
Казался свет в окне таким
весомым,
но он погас, и сразу умер дом.
И та звезда,
что мне с небес сияла,
померкла вдруг – я в темноте стою,
окутан ею, словно одеялом,
но чувствую, я где-то на краю,
над пропастью…
И серп луны – как жало.
ноябрь 2001 г. – январь 2002 г.
г. Ганновер
МОНОЛОГ ОТСТАВНОГО ГУСАРА
Я от жизни устал, господа,
От интриг, от дуэлей, от славы.
Прочь от тяжкой порфиры державы, —
Покидаю я свет навсегда.
Не блистать на балах больше мне
В окруженье поклонниц игривых
И к барьеру мужей их спесивых
Не вести при туманной луне.
Оставляю рулетку и штос,
Аксельбанты, и шпоры, и шпагу,
И теперь проявлять мне отвагу
Не в бою, а в деревне в покос.
Что ж, прощайте, гусарские годы,
Пунш, шампанского море, свиданья,
Вспомню вас, пленник дикой природы,
Я в селе на краю мирозданья.
Там женюсь, затоскую, запью.
И от скуки со штатским соседом
Вдруг повздорю и перед обедом
На дуэли его заколю.
А потом на могиле жены,
Что не вынесет жизни со мною,
Застрелюсь и уткнусь головою
В окровавленный куст бузины.
22.10.2002 г.
(In dem Zug Hannover – Burgdorf)
* * *
«…земля везде тверда,
рекомендую США»
Иосиф Бродский
Он понял вдруг, что чувство русской речи
почти утратил. И на сердце мгла.
И повторяло эхо: «Онемечен…»
И речь чужая нёбо обожгла.
И небо опрокинулось, сдавило.
Жизнь теплилась лишь где-то на краю
сознанья. И неведомая сила
толкала в ледяную полынью…
Земля тверда везде, но речь – иная,
вот перемены местности итог.
И от хребтов Урала до Синая
звучат наречья разные, сменяя
чуть глуховатый
на гортанный
слог.
Hannover, 30.11.03
* * *
Взять лицо любимой женщины
двумя
теплыми
ладонями.
Приблизить к своему лицу так,
чтобы сквозь сумрак комнаты
увидеть
ее глаза
близко-близко.
Всмотреться в их темную глубину
до рези.
Разглядеть на самом их донышке
едва
заметную
ложь.
Hannover, 21.10.06
САН МАРКО
Здесь лев крылатый
с раскрытой книгой
парит над площадью в вышине.
И ты, пришелец,
ногами двигай,
ты грезишь в жизни,
не в странном сне.
Реальны улицы и каналы
и гондольеров
призывный клич,
и катеров
над волной сигналы.
И город тонет. И не постичь
лагунной клинописи.
Кружевами,
стеклом венецийским
жить пришлецу.
И брызги соленые
под мостами
наотмашь
в гондоле
бьют по лицу.
Бад-Ненндорф, 01.04.07
* * *
Как и встарь, веришь лживым речам чертовки.
Вечер входит в синем плаще, как незваный гость.
И чешутся руки пальнуть в нее из винтовки,
Но «не убий» в башке застряло, как в горле кость.
И потягивая свой эль в английском пабе,
Водишь перстом по лбу, как пером по листу,
И диву даешься, как в этой блудливой бабе
Мадонну узрел, склонившуюся к Христу.
Hannover, Juni 2012
Повзрослев, так редко читаешь стихи, а ведь именно в них самые сильные чувства. Спасибо за них!!!